Шрифт:
В трамвае.
Старуха:
— Куда прешь, комиссар? Тебе не в транвае, тебе бы на автомобиле надо ездить!
Военный (вежливо улыбаясь):
— А вам, гражданочка, вы знаете, на помеле бы ездить.
. . . . .
Марию-Антуанетту обвиняли в авторстве издевательской фразы:
— Если у народа нет хлеба, пусть ест пирожное.
Но автор этой фразы — сам народ. В Новгородской деревне говорит:
— Хлеба не станет — будем пряники есть.
И еще:
— Что нам хлеб — были бы пироги.
. . . . .
«Человек, стоящий на цыпочках, не может долго стоять».
Лао-Тсе
. . . . .
Старый еврей:
— Ты знаешь, как сказано в Талмуде? * В Талмуде сказано так: если слово стоит полтинник, то молчание стоит минимум два пятьдесят.
. . . . .
Хорошая, достойная поговорка:
— Вино ремеслу не товарищ.
. . . . .
Неискушенный рабочий паренек пришел на занятия литературного кружка. Там читали стихи:
Он загорячился. Кто? Заер или Нугер? Ан нет. Кто? Кто! То-то. Хар! Хар или Ха? Че… Вы хотите сказать: пу и прибавить хес? Чехес! Чепухес!Стихам аплодировали. Паренек покраснел и захлопал тоже.
. . . . .
«Падает камень на кувшин — горе кувшину, падает кувшин на камень — горе кувшину, — так или иначе — все горе кувшину».
Талмуд
. . . . .
«Когда пастух сердится на свое стадо, он дает ему в предводители слепого барана».
Там же
. . . . .
Женщина говорит в нос:
— Набрасно. Совершенно набрасно.
. . . . .
Кладбище.
Красная пирамидка. Дощечка:
«Последний приют дорогому сыну!
Е. С. Кузьмичев».
А внизу, маленький, приколотый канцелярскими кнопками крестик, сделанный из лучины. Мать сделала? Бабушка?
. . . . .
Режиссер X. снимал под Белоостровом очень ответственную «натуру». После съемок, отпустив актеров, возвращался вместе с оператором на станцию. На мосту их задержал часовой, пограничник. Отвел на заставу. Дежурному показались подозрительными молодые люди в заграничных костюмах, да еще с аппаратом за спиной. Он их задержал. Они клялись и божились, что не снимали никаких «объектов», что очень спешат в Ленинград, чтобы проявить отснятые кадры. Им объявили, что «нужно выяснить». Аппарат отобрали, задержанных посадили в Красный уголок.
Через двадцать минут является дежурный.
— Извиняюсь. Можете идти. Все в порядке.
— А как вы, простите, узнали, что все в порядке?
— А мы — как полагается — досмотр сделали.
— Какой досмотр?
— А пленку вашу проверили. Действительно — чистенькая, не придерешься. Мы даже на свет смотрели.
. . . . .
«Привычка находить во всем только смешную сторону есть самый верный признак мелкой души, ибо смешное лежит всегда на поверхности».
Аристотель
. . . . .
Т. Г. Габбе предстояла очень сложная операция. Ее положили на операционный стол. Приготовились хлороформировать. В эту минуту она, по ее словам, прощалась с жизнью.
Хлороформировал ее молодой врач, красивый блондин с усиками. В последнюю минуту он нагибается и томным, светским голосом спрашивает:
— Вы танцуете?
Словно приглашает на вальс или румбу.
Потом выяснилось, что вопрос не был праздным. У танцующих лучше развиты брюшные мышцы.
. . . . .
— Сказал бы словечко, да волк недалечко.
— Какой волк?
— Это понимать надо.
. . . . .
Домработница Лиза, когда приехала из деревни, к телефону и подступиться не умела. А недели через две-три слышу, ведет такой разговор:
— Алё! Нюрка, это вы? Здравствуй.
. . . . .
«…Носилки (кардинала Ришелье) были так велики, что пришлось не раз расширять для них дорогу, ломать стены в городах и деревнях, где они не могли пройти. Вот таким образом, по словам тогдашних летописцев, приведенных в неподдельный восторг всей этой роскошью, передвигался кардинал, проходя точно завоеватель сквозь пробитую брешь крепости.
Мы весьма старательно, но, увы, тщетно, искали выражений того же восторга в манускриптах, оставленных владельцами и жильцами пострадавших домов».
Альфред де Виньи * . «Сен-Мар».
. . . . .
— Я сегодня в городе была, кино смотрела.
— Какую картину?
— «Под крышами в Париже».
— Ничего?
— Мне не пондравилось. Чересчур вульгарно.
. . . . .
Играли в карты.
— Не смеши, — говорит. — Мне больно смеяться.