– Постой, – Митя рывком развернул ее к себе, отчего пружины на кровати испуганно взвизгнули, – объясни, чего ты от меня хочешь? Наверно, есть какие-то причины, заставившие тебя пойти на это. Ведь не влюбилась же ты в меня, в самом деле?

– Неужели тебе трудно сделать это без всяких вопросов? – Маша умоляюще посмотрела на него. – Почему ты мучаешь меня?

Митя откинулся головой на подушку и рассмеялся:

– Какая ты все-таки еще дурочка, Марьюшка. Без вопросов это делают лишь в публичном доме, но когда-то очень давно даже предположение, что я тебя смогу посчитать за уличную девку, стоило мне приличной оплеухи. Неужто не помнишь, когда и по какому поводу приложилась к моей физиономии? – Он взял ее ладонь в свои руки, провел по ней кончиком указательного пальца и прошептал: – Хотя как пожелаешь, я могу обойтись и без вопросов, но я хочу быть честным до конца, и прежде всего перед моим прежним другом, а ныне твоим женихом. Как ты будешь объяснять своему будущему мужу, почему вдруг лишилась невинности?

Маша сжалась в комок под одеялом, закрыла лицо руками и разрыдалась:

– Я бы никогда не отважилась на такое, но, если ты откажешься, уже завтра Прасковья Тихоновна заподозрит неладное...

Митя отнял ее ладони от лица, вытер мокрые от слез девичьи щеки полотенцем, висевшим до этого на козырьке кровати, и улыбнулся:

– Ты ведь известная выдумщица, Мария! Неужели ничего не сумела придумать, чтобы изобразить это злополучное пятно на простынях?

– Я думала, – прошептала Маша, – но Прасковья Тихоновна не отходила от меня ни на шаг. И я ничего не успела приготовить.

– Но ты хотя бы понимаешь, что потом ничего уже не изменишь и твой будущий муж...

– Сегодня ты мой муж, и, если не желаешь, чтобы наш план провалился, сделай, как я прошу.

Митя некоторое время с чрезвычайной задумчивостью смотрел на нее и затем тихо спросил:

– Вероятно, ты считаешь, что это можно сделать по заказу?

Маша покраснела и, встретив его насмешливый взгляд, окончательно растерялась:

– Не знаю, но, если ты не хочешь, я не вправе тебя принуждать.

– А если я признаюсь, что хочу, – он внезапно привлек ее к себе, – хочу с того самого момента, как мы переступили порог церкви, а еще вернее, когда я увидел тебя на крыльце этого дома?!

– Митя, ты не должен так говорить. – Маша попыталась освободиться из его объятий. – Учти, я совсем не горю желанием заниматься этим, и если бы не Прасковья Тихоновна...

– Все понятно, – перебил ее Митя. – Ты делаешь это из лучших побуждений, ты согласна стать женщиной с нелюбимым человеком во имя священной цели и по велению долга. И тебе хочется по возможности скорее завершить этот не слишком приятный для тебя процесс?

– Да, – прошептала Маша и уткнулась лицом в его плечо, – скажи, что я должна для этого сделать?

– Прежде всего раздеться, – усмехнулся Митя. – Прости, но в постели я привык иметь дело с обнаженными женщинами, и учти, если уж мне не суждено сегодня выспаться, я хотел бы, в отличие от тебя, получить в эту ночь удовольствие.

Маша покорно взялась за края рубашки, стянула ее через голову и тут же юркнула под одеяло, заметив его напряженный взгляд и выступившие на лбу капельки пота.

Митя склонился над ней. Его синие глаза потемнели, словно река перед грозой, он провел языком по верхней губе, не слишком учтиво сбросил с Маши одеяло и присвистнул от восторга:

– Что же ты этакую красоту под одеялом прячешь?

Мужская рука легла ей на грудь, слегка сжала ее, а вторая скользнула под точеную девичью спину, и в следующее мгновение его губы встретились с ее губами, и Маше показалось, что она стремительно проваливается куда-то вниз, в мрачные и бесконечные глубины гигантской пропасти. Сердце остановилось на миг от испуга и вдруг забилось неистово, как никогда еще в жизни не билось. Митя оторвался от ее губ и принялся покрывать поцелуями ее лицо, шею, ласкать ее грудь, поглаживать нежную кожу, и шептал, шептал при этом, задыхаясь и дрожа от возбуждения, что-то нежное, будоражащее воображение, слегка сумасшедшее...

Но Маша не слишком вдумывалась, что именно шепчут ей на ухо горячие и сухие его губы, ибо даже самые смелые фантазии не могли передать того необыкновенного восторга, какой она испытала, окунувшись с головой в этот сладостный водоворот, в этот омут незнакомых, но долгожданных ощущений.

Она боялась признаться себе, что переживает сейчас подлинное наслаждение от мужских прикосновений, становившихся все откровеннее, все бесстыднее, но, как ни странно, она не испытывала ни малейшей вины от того, что позволяет Мите проникать в свои самые сокровенные тайны, допускает его губы ко всем секретным уголкам своего тела... Счастье переполняло ее, испепеляло, искало, но не находило выхода, и хотя, без всякого сомнения, Митя любил ее по принуждению, по необходимости, Маша не могла не оценить его усилий и не признать, что он весьма искусен в ласках и, конечно же, преуспел в умении доводить женщин до экстаза.

И Маша, окончательно забыв о том, что подчиняется ему из чувства долга, полностью признала власть его рук и губ и осмелела уже настолько, что сама принялась ласкать крепкое и сильное мужское тело, слегка пощипывать его кожу, покусывать за мочку уха, за верхнюю губу.

И уже через минуту ей стало мало одних прикосновений. Она потянула Митю на себя и, подчиняясь древнему женскому инстинкту, развела колени...

Митя судорожно вздохнул, уткнулся в ее живот лицом и принялся покрывать поцелуями нежную кожу, спускаясь все ниже и ниже.