«Сэр, – сказал я, – пожалуйста, не считайтесь со мной. Я приеду в любой день, когда вы будете себя чувствовать лучше». – «Я приму вас сейчас, – отрезал Глэдстоун и как-то печально прибавил: – Возможно, лучше, чем сегодня, мне уже не будет».

Мы прошли в его кабинет, так хорошо известный многим. Жестом он указал на стул у окна.

Одна из моих книг лежала у него на столе, и я с удивлением подумал, что, очевидно, он решил ознакомиться с моими исследованиями, прежде чем принять меня. (Позднее я узнал, что Глэдстоун взял себе за правило заранее вникать в предмет, который ему предстояло обсуждать.)

«Ну а теперь, – продолжал он, – будьте любезны, изложите ваши теории по этому вопросу, в котором, как Стэнли говорил мне, вы очень хорошо разбираетесь. Говорите медленно и ясно, чтобы я мог поспеть за вами, насколько это в моих силах». Доброта и мягкость этого удивительного человека, который так часто влиял на судьбы целых народов, чей высокий интеллект признавали даже его враги, совершенно покорили меня. От прежней нервозности не осталось следа, и я, удивляясь собственной смелости, принялся рассказывать ему о хиромантии. Сначала я изложил теорию моих исследований, подкрепив их отпечатками рук, на которых были отчетливо видны знаки наследственности и другие отметки. В конце аудиенции Глэдстоун позволил снять отпечатки с его рук для моей коллекции, а примерно за год до своей кончины подарил надписанный слепок (фото 9).

Фото 9. Кисть правой руки Глэдстоуна

Его кисть в точности соответствует разработанной мною концепции. Необычно длинная линия головы пересекает почти всю ладонь – верный признак исключительного интеллекта и силы ума.

Необходимо заметить, что этот удивительный человек был одним из великих математиков своего времени и несколько раз занимал пост министра финансов; при нем государственные бюджеты были самыми удачными за всю историю британского правительства. Четыре раза его избирали премьер-министром Англии.

Вне политики это был большой ученый, авторитет по древнееврейской истории и античной истории Греции; в свои семьдесят восемь лет он выучил язык басков, едва ли не самый трудный среди европейских языков.

Тонкие линии, поднимающиеся от линии головы под основанием указательного пальца, указывают на способность управлять другими, тогда как исключительная протяженность линии головы, слегка наклоненной вниз, обозначает красноречие и особую выразительность, которыми (среди прочих замечательных качеств) была отмечена блестящая карьера Глэдстоуна в палате общин. Как видно на иллюстрации, линия судьбы или предназначения идет вверх от запястья и завершается несколькими ответвлениями, два из которых направлены к основанию указательного пальца, два оканчиваются под средним пальцем и одно – пересекает основание безымянного. Необычайный рисунок этой линии свидетельствует о сильной индивидуальности, а поворот у безымянного пальца в сторону холма Солнца говорит нам о том, что на общественном поприще его обладателя ожидает большая слава и успех.

Как я уже говорил в главе, посвященной линии Солнца, любая четкая прямая линия, поднимающаяся к основанию безымянного пальца ладони и дополняемая хорошей линией головы, всегда обозначает успех и известность.

В случае с Глэдстоуном можно разглядеть не только линию судьбы с одним из отростков, направленных к безымянному пальцу, но также целый ряд четких и мелких линий, устремленных к тому же месту.

На этом отпечатке также легко можно разглядеть так называемую двойную линию жизни. Она служит обозначением необычайной живости и хорошей конституции и свидетельствует не только о продолжительной жизни, но также об отменном здоровье вплоть до наступления смертного часа. Общеизвестно, что Глэдстоун до самых последних дней не оставлял любимого занятия – рубил деревья.

На его ладони отчетливо проступает редкая и необычная линия интуиции.

Ладонь его руки с исключительно длинным мизинцем следует отнести к философскому типу, что само по себе служит обозначением красноречия и понимания тех предметов, на которые указывает длинная линия головы.

Наконец нашу беседу прервало появление миссис Глэдстоун, которая твердым тоном сказала, что уже половина седьмого. Я почувствовал себя крайней неловко, но мистер Глэдстоун, как бы спасая меня от праведного гнева жены, заметил: «Моя дорогая, мне кажется, что я так интересно давно не проводил время. Я ничуть не устал и собираюсь показать молодому человеку сад, поскольку это он устал».

Вдвоем мы направились по прекрасно ухоженной дорожке, больше похожей на зеленый бархат, края которой окаймляла изумительная темно-красная герань, – предмет гордости мистера Глэдстоуна. Он попросил меня рассказать об Америке, выразив сожаление, что так и не побывал в этой великой стране, и с восхищением отозвался о прогрессе, достигнутом Соединенными Штатами за те долгие годы, которые цепко хранила его память.

Наконец, он пожелал мне всего хорошего, и, уже стоя у ворот, я обернулся и увидел его удаляющуюся фигуру, бредущую по саду.

На фото 10 хорошо видно, что линия головы отделена от линии жизни пространством, и это пространство очень похоже на то, которое отмечено на руке Сары Бернар; линия также поднимается у основания холма Юпитера, свидетельствуя о качествах, связанных с большими амбициями.

В главе 5 части второй, посвященной линии жизни, я написал: «При наличии среднего расстояния между линией жизни и линией головы субъект более свободен в реализации своих планов и идей; это пространство также указывает на присутствие энергии и исключительную активность».