Начальника аэроклуба Павел взял в осаду. Полгода подметал дорожки на территории диспетчерской, собирал в кучи мусор для сожжения, выкрасил занозистые доски забора охряной краской. Уступая сумасшедшему прессингу, ему разрешили ухаживать за самолетами.

Чуть не языком он вылизывал фюзеляж и плоскости, выдувал пыль из пазов, смывал водкой ленты копоти от выхлопных труб двигателя. Водку покупал на деньги, сэкономленные в школьном буфете, и на те, что родители давали на кино. Самолеты излучали удивительные запахи бензина, краски и огромного неба.

– Тебе только пятнадцать, – астматически сипел огромный Валерий Иванович, восседая за столом, положив левую руку на гигантский живот, под сердце, – а в самолет садятся с шестнадцати.

– Но теорией я могу заниматься и раньше, – напирал Павел.

Валерий Иванович шумно вздыхал, крутил головой на круглых плечах, шеи у него не было, хмыкал, думал.

– Ну ладно, вольным слушателем. Если сдашь теорию и тренажер к шестнадцати, то зачислим. Лады?

– Согласен, – Павел кивнул и повернулся к двери.

– Паш! – неуверенно остановил его начальник аэроклуба, – ты хоть смеяться можешь?

Павел подумал и спросил:

– А зачем?

Он не понимал смысла вопроса.

Валерий Иванович внимательно осмотрел его, выпячивая от раздумий нижнюю челюсть, кашлянул и махнул рукой, прогоняя из кабинета.

Теорию Павел сдал на отлично, тренажер прошел, как детскую забаву, а медицина чуть не зарубила. Психолог полдня гонял по тестам претендента в курсанты, периодически подсовывая карточки с «кляксами» Роршаха и требуя объяснений от Павла: что он на них видит? Кроме того, каждую минуту он задавал дурацкие вопросы или декламировал неоконченные предложения, с сомнением посматривая на испытуемого, когда тот, почти без паузы, завершал предложения, но, очевидно, не так, как записано в психологических кондуитах.

– У нее были усталые глаза… – начинал психолог.

– Повернутые внутрь, – тут же заканчивал Павел.

– Что вы видите в этой кляксе, как вы изволите ее называть? – приставал врач.

– Последствия совокупления мужских и женских хромосом.

– Что?!.

– Только что родившийся мышонок, – пояснял Павел.

– Ага….Понятно, – рассеянно говорил психотерапевт. Но было заметно, что ему ничего не понятно.

– Слон имеет ноги в виде колонн, хобот гибкий, как змея, и…

– Поделившись впечатлениями от ощупывания слона, пятеро слепых пошли в сторону пропасти.

– Значит, так, – кивал головой экзекутор, – разбились…

Пустая болтовня надоела Павлу. Но все-таки они добрались до окончания пытки для обоих. В заключении эксперт написал: «Неадекватные реакции в необычных ситуациях. Допуск к самолетам на усмотрение руководства».

Валерий Иванович долго вчитывался в эту фразу, будто смакуя ее, неоднократно тянулся к телефону, но так и не позвонил. Решившись, протяжно вздохнул и с неприязнью сказал:

– Бюрократы! Крючкотворы!.. Ладно. Я тебя знаю восемь месяцев, а этот, – он ткнул большим пальцем за спину, – три часа. Специалисты, мать их за ногу. Пиши заявление.

Павел кивнул и пошел к секретарше за листом бумаги.

– Хоть бы улыбнулся, – с надеждой попросил Валерий Иванович.

– Не вижу смысла, – честно признался Павел.

– Вот-вот… Не видишь. Иди, пиши.

Рулежку по полосе, взлет-посадку и самолет в воздухе Павел освоил моментально. Инструктор не хотел верить, и поэтому тряс головой, шевеля мысли. Тренируясь с инструктором, Павел с первого раза посадил ЯК без «козла», как припечатал. Однако на самостоятельный полет дали разрешение не раньше, чем всем.

За полгода он отточил пилотаж до уровня лучших мастеров. Самые сложные комплексы из связки фигур исполнял без малейших огрехов. Курсанты и инструктора шушукались за его спиной, Павел это видел и знал, о чем говорят. Они не верили в такое умение и с нетерпением ждали ЧП. И дождались.

Павлу нравилось пикирование и тот участок петли Нестерова, где возникала невесомость. Это состояние хотелось продлить до бесконечности. В этом было что-то чарующее, засасывающее.

Исполняя однажды программный комплекс фигур, из горки Павел свалил машину через левое крыло в пике, для входа в полупетлю Нестерова. И тут он вдруг остро ощутил, что все эти кувырки и перевороты в воздухе ему знакомы с незапамятных времен. Казалось, что сейчас, вот сейчас вспомнится что-то важное. Павел отпустил ручку управления и не прибавил оборотов двигателю, пытаясь прорваться в чужую память. Потеряв управление, ЯК вошел в штопор и провалился за несколько секунд с полутора километров до ста метров. Резким маневром рулей и элеронов с форсажем двигателя, Павел вырвал машину из вращения и, почти цепляясь брюхом за траву, разогнал до свободного полета, прекратив парашютирование.

Представив, что его ждет на земле, он дал себе слово – больше не отвлекаться.

– Пашка!.. идиот!!! – ревел, дрыгая сизыми щеками, Валерий Иванович. – В гроб вгонишь! Я весь корвалол выпил!..

Курсанты и инструктора стояли поодаль, наблюдая.

– ЯК легко выходит из штопора, – попытался успокоить начальника нарушитель.

– Я те дам легко!.. Это он легко, а я до сих пор в штопоре! Ты мне брось показывать эту неадекватную реакцию! Ишь, любитель острых ощущений… Вот попру из клуба, не зарадуешься… – сбрасывал стресс Валерий Иванович.