Завод — это место, где черти и ангелы сочетались браком, чтобы заниматься какой-то серой магией. Такое чувство охватывало меня всегда, когда я входил в цех. Все вокруг одновременно и обыденное, и таинственное. Я всегда считал производственные предприятия удивительно интересным местом — даже визуально. Но большинство людей не разделяют мое мнение.

Когда проходишь через двойные двери, отделяющие заводоуправление от цехов, мир резко меняется. Ряды ламп заливают все пространство теплыми оттенками йодисто-натриевого света. Сначала видишь огромную, от пола до потолка, клетку, все полки которой забиты коробками и ящиками с деталями и материалами, необходимыми для всего, что мы делаем. В узком промежутке между стеллажами по направляющим рельсам на потолке снует подъемный кран. С пола тянутся вверх, медленно разворачиваясь и сворачиваясь, стальные тросы.

Станки. Завод — это, по сути, одно огромное помещение, заполненное станками и механизмами. Они образуют разные участки, разделенные проходами. Большинство станков окрашены в яркие цвета: оранжевые, лиловые, желтые, синие. На некоторых из новейших станков горят рубиновыми цифрами дисплеи. «Руки» роботов исполняют свой запрограммированный механический танец.

Здесь и там, почти не видные за станками, попадаются люди. Они поднимают головы, когда я прохожу мимо. Некоторые машут рукой; я машу в ответ. Мимо проезжает электрокар, управляемый толстенным парнем.

Женщины за длинными столами занимаются разноцветными проводами. Чумазый сварщик в бесформенном защитном плаще поправляет маску на лице и разжигает свою горелку. За стеклом полногрудая рыжеволосая женщина перебирает клавиши компьютера с экраном янтарного цвета.

В грохоте заводской жизни прослеживается непрерывный основной мотив — гул моторов и вентиляторов. Кажется, слышится какое-то непрерывное дыхание. Время от времени то что-то непонятное грохочет, то предупредительно звонит над головой подъемный кран; щелкают реле; звучат сирены; из динамиков доносится какой-то обезличенный голос, похожий на глас божий, который говорит что-то невразумительное.

Даже посреди всего этого шума я слышу свист. Повернувшись, вижу вдали Боба Донована, которого ни с кем не спутаешь. Этого гиганта ростом в шесть футов четыре дюйма и весом около 250 фунтов (значительная Доля веса приходится на пивное брюшко) душкой никак не назовешь… Я думаю, что парикмахер, который его стрижет, проходил подготовку в морской пехоте. Речь его тоже далека от изысканности. Но, несмотря на некоторые грубые черты, которыми он, я подозреваю, втайне гордится и которые тщательно оберегает, Боб человек хороший. Он уже девять лет работает здесь менеджером по производству. Если вам нужно, чтобы что-то было сделано, достаточно сказать об этом Бобу, и если то, что вам нужно, может быть сделано, оно будет сделано к тому моменту, когда вы в следующий раз упомянете об этом.

Нас разделяет примерно минута ходьбы. Я вижу, что Боб не очень жизнерадостен.

— Доброе утро, — говорит Боб.

— Не уверен, что оно доброе, — отвечаю я. — Вы слышали о нашем госте?

— Да, об этом весь завод гудит.

— Тогда вы, наверное, знаете, что мы должны срочно отправить заказ номер 41427? — спрашиваю я.

Я вижу, как лицо Боба наливается краской.

— Об этом-то я и хочу поговорить с вами.

— Что-то случилось?

— Не знаю, слышали вы или нет, но Тони, тот самый оператор, на которого накричал Пич, подал заявление об уходе, — говорит Боб.

— Вот черт, — ругаюсь я.

— Думаю, мне не нужно вам говорить, что такими мастерами не разбрасываются. Будет трудно найти ему замену.

— А его можно как-то вернуть?

— Видите ли, я не уверен, что вы захотите этого, — говорит Боб. — Прежде чем уйти, Тони наладил станок, как сказал ему Рей, и запустил его в автоматическом режиме. Но он не завернул как следует два регулировочных болта, и детали, которые станок успел обработать, можно списывать в металлолом.

— И сколько заготовок испорчено?

— Не так много — станок долго не проработал.

— Оставшихся хватит, чтобы выполнить заказ? — спрашиваю я.

— Надо посчитать, — отвечает Боб. — Но проблема в том, что сам станок сломался, и для его починки потребуется какое-то время.

— А что за станок? — спрашиваю я.

— NCX-10, — говорит он.

Я закрываю глаза. Внутри все похолодело. Станок такого типа на заводе только один. Я спрашиваю Боба, насколько сильно поврежден станок. Он говорит:

— Не знаю. Сейчас мы созваниваемся с изготовителем, чтобы проконсультироваться.

Я ускоряю шаг. Хочу сам посмотреть. Боже, мы в настоящей беде. Я оглядываюсь на Боба, который спешит за мной.

— Вы думаете, это саботаж? — спрашиваю я.

Боб смотрит на меня с удивлением:

— Не знаю, не могу сказать. Я думаю, что этот парень был просто сильно расстроен случившимся и потерял голову. Поэтому и напортачил.

Я чувствую, как к лицу приливает жар. Холод внутри прошел. Я сейчас так зол на Билла Пича, что представляю, как звоню ему по телефону и прямо высказываю все, что о нем думаю. Это он во всем виноват! Я мысленно вижу его — как он сидит за моим столом и говорит, что научит меня, как добиваться того, чтобы заказы выполнялись вовремя. Спасибо, Билл, молодец. Ты проучил меня.