— Ты знал… — повторила она.

— Я метался меж двух огней, Лиззи. С одной стороны, мать предупредила меня, чтобы я был добр к тебе. С другой — я не знал, что ты задумала, и должен был быть настороже. И вдруг я начал влюбляться в тебя, не понимая, что делаю.

Лиззи зажмурилась:

— Какая же я дура!

— Нет, ты не дура. — В его голосе была боль, но Лиззи не услышала ее.

«Надевала этот идиотский парик, накладывала ногти, а он все знал». Горячие слезы навернулись в уголках ее глаз.

— О Господи, лучше бы мне умереть!

— Швырни в меня сковородкой, — беспомощно проговорил Майкл и, подойдя ближе, притронулся к ней. — Лиззи…

Почувствовав, что он рядом, она открыла глаза. Слезы покатились градом.

— Уходи, Майкл. Пожалуйста, уходи. Я умоляю тебя, уходи.

— Какое имеет значение, знал я или нет, что ты выдаешь себя за нью-йоркского дизайнера?! Я люблю тебя, Лиззи. Я не могу…

— Не надо!.. — Теперь она испытывала ярость. Ей казалось, что так ее еще никогда не унижали. — Ты не понимаешь, Майкл. Я играла роль Элизабет Гест, чтобы не просить твоей помощи. Мне не нужно никакого покровительства. Я хотела, чтобы ты нанял меня исключительно из-за моих способностей, а не потому, что пожалел девушку из своего родного городка.

— Я и не думал жалеть тебя, — мягко ответил Майкл.

— Но ты подписал контракт, даже не взглянув на него.

Она отвернулась, чтобы он не видел ее слез и отчаяния. И любви. «А правда, какая разница? — подумала она. — Он сказал, что любит меня, а я знаю, что люблю его. Но из чего зародилась такая любовь? Из обмана. Лжи. Недоверия. И горечи».

— И проект ты едва просмотрел. Ты разрешал мне лгать и при этом заставлял страдать оттого, что я осознавала свою ложь, а сам про себя посмеивался. А прошлой ночью…

— Ты хочешь, чтобы я навсегда забыл эту ночь? Тебе станет от этого легче? А мне — нет! Я не хочу ее забывать, черт возьми!..

— Я хочу, — сквозь слезы прошептала она. — И еще я хочу, чтобы ты ушел. Сейчас же. Сию минуту.

Он повернулся и сделал так, как пожелала она, — ушел прочь.

Вольф был из нетерпеливых. Но коварным он не был. Лиззи очень раздражительная женщина, но он любил ее. Он не жалел ее, нет. Нечего расточать жалость на образованных и способных женщин. И, будучи нетерпеливым, но не коварным, он готов был признать свою вину, раскаяться в содеянном и заняться с ней любовью.

Но он не сделал этого потому, что любил ее. Ей необходимо время, чтобы обдумать все и постараться понять и его положение. Он ведь не закатил скандал, когда она призналась в своей двуличности? Нет. Он вел себя, как и подобает мужчине. Конечно, он мог себе это позволить, потому что все уже знал.

На душе было погано, но уладить ситуацию можно. «Терпи, друг мой. И хотя бы один раз в жизни схитри».

Выйдя на улицу, он поймал машину и поехал на встречу с редактором. Думая только о Лиззи, он подписал самый неудачный в своей жизни контракт. Это было что-то из ряда вон выходящее.

Майкл собирался предоставить Лиззи на размышление столько времени, сколько ей потребуется. Но на деле запаса его терпения и хитрости хватило бы максимум дня на два.

Вернувшись в офис, он достал контракт с «Манхэттен дизайна», который и лежал теперь перед ним. Вот его ответ. «Давай, подруга, давай действуй», — думал он.

Челси возвратилась через десять минут после ухода Майкла и застала Лиззи плачущей на кровати.

— Лиззи, — сказала Челси, — ну ты совсем как маленькая.

— Он все знал!

— Большое дело!

Лиззи вздохнула и посмотрела на подругу, склонившуюся над ней.

— Челси, но ты же должна меня понять!

— А я и понимаю. Я тебе еще раз повторяю, что ты дурочка. Парень в тебя влюбился.

— Я не нуждаюсь в жалости.

— Да наш Майкл не тот человек, который готов сострадать всякому встречному и поперечному и уж тем более тем, кто водит его за нос.

— Но он…

— Он запутался. Еще бы, на его пути появляется маленькая девчонка из Уилсон-Крика со своими противоречивыми идеями и кружит ему голову. Перестань, Лиззи. Радоваться надо, что он с самого начала все знал. Значит, он стремился не к Элизабет Гест, а к тебе. — Челси вздохнула. — Глупенькая.

— Ты думаешь, я переигрываю?

— Как ребенок, Лиззи, как ребенок.

— Он ушел.

— Ты просила его?

— Ну…

— Надеюсь, ты не вернула ему деньги? Лиззи отрицательно покачала головой.

Она никогда так горько не плакала и не ощущала себя такой униженной. Вспоминая каждый раз, какому унижению подверг ее Майкл, она отказывалась думать о хорошем и желала завернуться в плед и лежать без движения.

А как насчет унижения, которому она подвергла его? Если он и вправду влюбился в нее, то тоже должен испытывать страдания. Однако она почему-то не сочувствовала ему. Она размышляла. «Жалею ли я сама себя? И нужна ли мне такая жалость?»