— О, к сожалению, не могу, — быстро ответила Макси, чтобы прервать его искушения. Она уже давно определила, к какому типу мужчин он относится, такие ей попадались, но флирт ее больше не интересовал. Поэтому она в знак благодарности улыбнулась. — Спасибо. Как-нибудь в другой раз.

— Как прикажете. — Он пожал плечами и побрел обратно к столам. Разминая листик мяты между пальцами, Макси раздумывала, стоит ли пройти несколько метров и присоединиться к актерам, к которым она испытывала глубокую симпатию. Но Картер по-прежнему обнимал Люсинду и не замечал ее, а остальные весело болтали, пили чай и отдыхали после жаркого полудня. Макси бросила смятый листик и вернулась в дом.

Этой ночью Макси сидела с книгой на коленях и смотрела на страницы, но букв не различала. Роман с Дэвидом Уилсоном во всех отношениях был бы очень подходящим вариантом. Он купит гостиницу у стариков, они уйдут на покой, а она, Макси Хантер, станет партнером и совладелицей Хантер-Ин. Она любила Дэвида, конечно, не романтической любовью, но, вероятно, в жизни и любви есть более важные вещи, чем романтика. Макси закрыла книгу и подумала о Картере, который спал в комнате напротив. «Он и в подметки не годится Дэвиду Уилсону. Какой-то бездумный, неаккуратный, неартистичный и совсем бесчувственный человек. Привлекательный». Макси пожала плечами. «Подумаешь. Большое дело. Да и что значит „привлекательный“? Продюсер и режиссер театра. Плохого театра», — пробурчала она. Его очарование действовало на нее просто магически. И он пускает его в ход, когда это ему нужно. Положив книгу на тумбочку, Макси выключила свет и закончила войну со своими мыслями. Она не была влюблена в Картера Ричардсона больше, чем в Дэвида Уилсона, но она безнадежно, безмерно и совершенно некстати была пленена им.

«Я и, наверное, не менее пятнадцати миллионов других женщин», — пробормотала Макси и закрыла глаза.

На следующее утро Картер стоял во дворе в шортах и футболке, ожидая, пока появится Макси. Она тоже была в шортах и футболке, поэтому не могла найти предлог разминуться с ним, когда он уверенно сказал:

— Вот, тоже хочу к вам присоединиться. Решил похудеть.

Макси удивленно приподняла брови, но постаралась не выдать себя даже взглядом. Было и так абсолютно ясно, что худеть ему совершенно нет необходимости. Шорты и футболка, свободно болтавшиеся на его теле, говорили сами за себя.

— Три мили, так я понимаю? — спросил он, так как Макси все еще молчала. — Я давненько не бегал, но думаю, вы не заставите меня краснеть.

Макси вздохнула. Деваться было некуда, жаль только, что волосы не причесала.

— Ну, хорошо, побежали. Сколько миль вы обычно бегаете?

— Двадцать миль в неделю, — произнес он в замешательстве.

— А разминку вы сделали? — спросила Макси, когда они выходили на дорогу.

— Я сделал десять приседаний, если вы это имеете в виду.

— Не совсем, но если вы так обычно разминаетесь, то ладно. Дэвид считает, что такие упражнения полезнее выполнять после пробежки. А мне кажется, что нет никакой разницы. Ну что? Готовы?

— Я думаю, да.

И они устремились по дороге, выбежали на шоссе и понеслись рядом друг с другом. Воздух был чист и свеж, и Макси ощущала аромат шиповника, растущего вдоль каменной ограды. Она подумала, что в такой ответственный день Картер мог бы заняться и более важными делами.

Он как будто услышал ее мысли и спросил:

— Вы придете на премьеру?

Макси только сжала губы. Она уже приняла решение, и даже эта пробежка с Картером ничего не изменит. Нет, она не забыла ни его грубость, ни его поцелуи, ни сарказм, ни даже свою уверенность, что он испортит Шекспира.

— Нет, — сказала она, продолжая размеренно бежать.

— Но почему?

— Мне надо уехать.

— Лгунья, — констатировал Картер, не прерывая бега. — Всю эту неделю вы ни на секунду никуда не выходили вечерами. Вам и сегодня никуда не надо. Почему вы не хотите сказать правду? Думаете, я не добьюсь ее от вас, Макси Хантер? Какими бы ни были ваши глупые причины, уверяю, что вам не удастся испортить мне этот важный для меня день.

От такого нахальства Макси едва не сбилась с темпа, но решила ответить тем же.

— Ах, так, — начала она, чувствуя, что дышать становится труднее. — Поскольку все, что делает Картер Ричардсон-младший — ерунда, я абсолютно уверена, что из пьесы Шекспира он ничего хорошего сделать не сможет.

— Ловко придумано, — ответил Картер, не сбивая ритма бега и дыхания. — И что же я конкретно сделал такого, что можно назвать «ерундой»?

— Да все, что бы вы ни делали.

— Мне кажется, что если человек видел хотя бы одну слабую постановку, он не будет тратить время и деньги, чтобы посмотреть другие, особенно если ему надо тащиться в такую даль, как на Бродвей. А вы что же, видели все мои постановки?

Они миновали кукурузное поле, и Макси ускорила бег, как бы стараясь убежать от пытливых вопросов Картера.

— Нет, — ответила она с надеждой, что он отстанет.

Но он не отстал.

— Тогда, какие же?

Они приближались к старому вязу, и Макси ощутила усталость.

— Ни одной, — произнесла она, вложив в слова столько достоинства, сколько могла.

— Вы сказали «ни одной»? — настойчиво спросил Картер, без устали следуя рядом. — И, тем не менее, не посмотрев ни одной моей работы, вы твердите, что все мои постановки — ничего не стоящий мусор? Очень умно!