Центральной Рады, Гетмановской администрации и т. д.;

3) Все религиозные деятели: епископы, священники право­славной и католической церкви, раввины, дьяконы, монахи, хормейстеры, церковные старосты и т. д.; 4) Все бывшие купцы, владельцы магазинов и лавок, а также «нэпманы»; 5) Все бывшие землевладельцы, крупные арендаторы, бога­тые крестьяне, использовавшие в прошлом наемную силу. Все бывшие владельцы промышленных предприятий и мастер­ских; 6) Все лица, чьи близкие родственники находятся на не­легальном положении или продолжают вооруженное сопро­тивление советскому режиму в рядах антисоветских банд; 7) Все иностранцы независимо от национальности; 8) Все ли­ца, имеющие родственников и знакомых за границей; 9) Все члены религиозных сект и общин (особенно баптисты);

10) Все ученые и специалисты старой школы, особенно те, чья политическая ориентация не выяснена до сего дня;

11) Все лица, ранее подозреваемые или осужденные за контра­банду, шпионаж и т. д.».

Именно эти документы и надо считать реальным завеща­нием Ленина.

Он учился на адвоката, но не мог им стать в силу абсолют­ной атрофии толерантности. Пошел в революцию, зная, что там все дозволено. У него не было друзей, он воевал со всеми и всегда, постоянно был недоволен и царем, и Плехановым, и «иудушкой» Троцким, и грубияном Сталиным, буржуазией и крестьянством, интеллигенцией и рабочими. Он постоянно искал «врагов». Раскол, неважно с кем, был главным заняти­ем Ленина. Он все время кого-то разоблачал, оскорблял, тре­тировал, убирая тех, кто был умнее его, талантливее, поря­дочнее. «Иной мерзавец может быть для нас тем и полезен, что он мерзавец», — говорил «вождь». В политическом плане современники называли его «монументальным оппортунис­том», «профессиональным эксплуататором отсталости рус­ского рабочего движения».

Его близкий в молодые годы товарищ, может быть, един­ственный, Юлий Мартов еще в 1911 году окончательно по­рвал с Лениным, увидев в большевизме возрождение «неча- евщины» — тотального революционного терроризма. Но борьба против этого очевидного факта была беспомощной, рассчитанной на умиротворение Ленина, а не на выдво­рение будущего организатора террора из партийной вер­хушки.

Откуда же все это? Естественно, не от социальной среды, которая якобы творит человека. Среда-то у него была нор­мальная, сытая, безбедная. Значит, явные нелады с психи­кой. Как и у Троцкого, Сталина, Гитлера.

Кто же был всего ближе к Ленину по злодеяниям?

Прежде всего, Лев Троцкий (Бронштейн) — наиболее зна­чимый после Ленина октябрьский контрреволюционер. Ак­тивный участник смуты 1905 года. В 1907 году был аресто­ван, осужден, бежал за границу. Террор считал главным сред­ством «перманентной революции». С марта 1918 года — председатель Реввоенсовета, создатель Красной Армии. «Нельзя строить армию без репрессий... Не имея в арсенале командования смертной казни...» Считал, что «гражданская война... немыслима... без убийства стариков, старух и де­тей». Оратор-демагог. На толпу действовал магически. Ко­мандуя Красной Армией, расстреливал каждого десятого сол­дата по самым незначительным поводам. В 1919 году по его инициативе появился ленинский декрет, по которому арес­товывались жены и дети офицеров, не желавших служить новому режиму. Ульянов-Ленин разделял идеи Троцкого — они учились друг у друга. Но главное, что их объединяло, это не­нависть к России и абсолютное отсутствие морали. Троцко­го называли «летучим голландцем» мировой революции. Ему было неважно, где, когда и с кем затевать смуту. Как и Ле­нин, он ничего не мог созидать. С присущим ему апломбом он утверждал, что русская классическая дворянская культура ничего не внесла в сокровищницу человечества. Это кто же? Пушкин, Гоголь, Толстой? Может быть, Мусоргский, Чайков­ский? Или, как говорил Ленин, «архискверный Достоевский»?

Григорий Зиновьев (Овсей-Гершен Радомысльский) — один из любимцев Ленина, председатель Петросовета, гла­ва Коминтерна. Большевик с 1903 года. Учился в Бернском университете в Швейцарии. Вел революционную пропаган­ду на юге России, был редактором большевистских газет «Вперед», «Социал-демократ». Плодовитый литератор, ора- тор-болтун, соперник Троцкого, союзник Сталина в борьбе с «вождем Красной Армии». Один из главных грабителей Рос­сии: расшвыривал фантастические богатства, награбленные большевиками, «на нужды мировой революции». Не забывал и себя. «Мы постараемся направить костлявую руку голода против истинных врагов трудящихся и голодного народа, — писал Зиновьев. — Мы даем рабочим селедку и оставляем буржуазии селедочный хвостик». И довел уже в 1918 году норму хлеба для интеллигенции до «восьмушки». Ерничал: «Мы сделали это для того, чтобы они [буржуи] не забыли за­паха хлеба».

В 1918 году Ленин всю власть в деревне отдал комбедам — комитетам бедноты. Эсеры, которые еще входили в состав ленинского правительства и в Советы, резко выступили против произвола люмпен-погромщиков. Зиновьев, как всег­да, «пламенно» возражал: «Не плакаться надо, что в дерев­ню, наконец, пришла классовая борьба, а радоваться, что деревня начинает, наконец, дышать воздухом гражданской войны».

Феликс Дзержинский — практический организатор «крас­ного террора». Несмотря на заслуги перед партией — шесть арестов, три побега из ссылки, 11 лет неволи, фана­тизм в работе, — спал в кабинете за ширмой, Ленин не пус­тил Дзержинского в Политбюро. Держал на политических за­дворках. Но, зная характер Железного Феликса, поставил его на пост главного карателя как «пролетарского якобинца». Рассуждения о том, что «чекистом может быть человек с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем», — ложь. «Сам Дзержинский не был никогда расслабленно-челове- чен», — заметил его преемник Менжинский. Первыми, кого казнил Дзержинский без суда и следствия, были бывшие цар­ские министры. Дзержинский издавал свой «теоретический» журнал «Красный террор». М. Лацис писал в этом журнале: «Не ищите на следствии доказательств того, что обвиняе­мый действовал словом или делом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, — ка­кого он происхождения, воспитания, образования или профес­сии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора».

Чекисты любили печатать списки расстрелянных. Всего за несколько месяцев «красного террора» в 1918 году казни­ли более 50 ООО человек, о чем и похвастались в газетах. До сих пор работники спецслужб гордо называют себя чекиста­ми, нисколько при этом не стесняясь и как бы запамятовав, что чекизм появился в качестве орудия террора. 7 сентября 2004 года народ России искренне и глубоко горевал об уби­тых террористами детях в Осетии. Земля была мокрая от слез. И в тот же день телевидение показало возведение па­мятника Дзержинскому в г. Дзержинске. Как это позорно, как это кощунственно ставить памятник второму по рангу после Ленина террористу в России, убившему сотни тысяч людей, таких же невинных, как и дети Беслана.

ВЧК фактически властвовала. Трудно было разобраться, кто главнее: партийные организации или чекистские. Послед­ние выпускали свои газеты, журналы, то есть пропагандист­ские рупоры убийств, карательных экспедиций, расстрелов, повешений, всякого рода измывательств над людьми. Многие исследователи, да и не только исследователи, но и современ­ники тех событий в своих мемуарах подтверждают, что ВЧК, особенно на местах, буквально кишела криминальным эле­ментом — убийцами, ворами, палачами, готовыми на все.