— Северус, ты что? — взвизгнула Эни.

— Не волнуйся, — прошептал я, приправляя поцелуем каждое слово. — Одно маленькое «репаро» потом всё исправит.

Я был очень настойчив, но и весьма осторожен, ведь Эни носила моего ребёнка, хотя это ещё почти незаметно. Я нежно целовал каждый дюйм её кожи. От моих прикосновений она чуть вздрагивала и подавалась навстречу, но я не спешил удовлетворять её желание.

Наконец, немного хриплым голосом она сказала,

— Северус, я сейчас умру.

Это было именно то, чего я ждал. Я перестал себя сдерживать. В свои самые смелые ласки я вложил всю любовь, на которую был способен. Эни кричала. Кричала громко и сладко. Вряд ли есть что-то ещё настолько же чарующее. Каждый звук пускал по моему телу волны наслаждения. Но самым высшим наслаждением было ощущать себя необходимым. В моих руках эта сильная женщина делалась слабой, бесконечно нежной и прекрасной. Чувства переполняли.

— Эни, — прошептал я, задыхаясь. — Ты же не знаешь, ты не знаешь…

Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы завершить фразу.

— Как безумно я люблю тебя.

Она не ответила, но вся как будто засветилась. Страсть достигла высшей точки наслаждения и взорвалась в моей голове сотнями сверкающих точек. Эни несколько раз вздрогнула и затихла.

Прижимая её к себе, я почувствовал что-то не то и отодвинулся, заглянув ей в глаза. Она плакала. Я взял её лицо в свои ладони и кончиками больших пальцев стёр слёзы с её щёк.

— Что ты? Что случилось, — спросил я встревоженно.

— Ты ведь тоже не знаешь, — сказала она. — Как мучительно плохо мне было без тебя.

— Я люблю тебя, Эни, — повторил я. — Люблю так сильно, как ты даже представить себе не можешь. Я ведь и правда бы умер, если бы ты не вернулась.

— Давай, больше никогда не будем вспоминать об этом, — предложила она.

— Мне нужно помнить, — сказал я. — Чтобы я ни на минуту не забывал, что значит остаться без тебя.

Я нервно вышагивал перед шатром, не понимая, сколько можно возиться. Уже давно пора начинать, а Эни всё нет. Подошла Минерва.

— Северус, не волнуйся, — сказала она. — Эни скоро будет готова.

Я недовольно запыхтел, но промолчал.

— Где тут кого женить? — послышался за моей спиной насмешливый голос Кингсли.

Я обернулся. Мой друг выглядел эдаким щёголем и сиял так, словно это был его собственный праздник. Он заявился к нам в дом уже на следующий день после того, как я забрал Эни из Лондона. Сразу с порога, он потребовал обед и сказал, что если мы ещё раз позволим себе подобные выходки, он запрёт нас в маленьком помещении и прикуёт друг к другу цепями, потому как пережить ещё несколько таких дней ему здоровье не позволит. Он всегда шутил, даже когда ему было плохо, и эта его черта обезоруживала, но я знал, что в его бесшабашной тираде кроется истина. Этот человек мог быть жёстким и волевым, сильным и решительным, весёлым и остроумным, и даже злым — разным, но я был уверен в одном — единственное, на что он не способен — это предательство. Друг неспособный на предательство — ещё один важный подарок от судьбы, который я, возможно, и не заслужил.

— Мерлин меня подери, — воскликнул Кингсли. — Это ты?

— А что такого? — не понял я.

— Отлично выглядишь!

— Хватит издеваться, Кингсли, — отмахнулся я. — Лучше пойдём я тебе всё покажу.

Я повёл его к месту, где мы с Эни сегодня должны были произнести слова клятвы.

— Вот, — проговорил я. — Станешь здесь и что-нибудь скажешь.

— Что-нибудь, это что? — усмехнулся он.

— Кингсли, мне не до шуток. Между прочим, не только я один нервничаю, — раздражённо пробурчал я.

— А я — нет, — радостно сказал Кингсли.

— Да ты никогда не нервничаешь, — воскликнул я.

— И вовсе не поэтому, — его голос звучал, как будто он был чем-то восхищён. — Просто, в отличие от тебя, я кое-что вижу.

Я посмотрел в ту сторону, куда он указывал. К нам приближалась Эни. Она была одета в простое лёгкое платье василькового цвета, в её рассыпавшиеся по плечам волосы были вплетены полевые цветы. Она была похожа на озёрную нимфу. Преодолевая отделявшее нас пространство, Эни зажигала улыбки на лицах гостей, и мне показалось, что она почти не касается земли. Это была какая-то высшая, неподвластная мне магия. А может быть, магии не было вовсе, просто это я был очарован.

Эни подошла, взяла меня за руки и улыбнулась.

— Вы не возражаете, министр, — сказала она. — Если я немного нарушу традиции?

— Конечно, — ответил Кингсли. — Для тебя, всё что угодно.

— Ну, ты там, полегче, — буркнул я так, чтобы меня слышал только Кингсли.

Эни сжала мои ладони и проговорила,

— Северус, я клянусь тебе всей любовью, которая живёт во мне, что буду говорить с тобой обо всём, что меня волнует или тревожит. Я клянусь, что буду не только слушать, но и слышать тебя. Я клянусь верить тебе, где бы ты ни был и что бы ты не делал. Я клянусь, что буду рядом, если ты позовёшь и уйду, если прогонишь. Я клянусь, что буду любить тебя вечно, и даже смерть не сможет этого изменить.