И пошел вдоль витрины с почетными кубками, грамотами, переходящими знаменами и вымпелами, словно искал что-то. Наконец он остановился, протянул руку и взял маленький изящный кратер (чаша для винопития древнегреческого образца, представляет из себя что-то вроде современной суповой тарелки, установленной на тонкой ножке, с боков приделаны ручки для держания), сделанный из золота, инкрустированный бриллиантами и желтыми топазами.

— И что? — Удивился Малфой. — Начнешь чистить с нее?

— Ага! — Радостно ответил Гарри.

Он водрузил чашу на церемониальный постамент и стал ее рассматривать с выражением крайнего самодовольства.

— Ты что, спереть решил?

— Кстати, хорошая идея.

— Ты, Поттер, совсем дурак. Здесь все экспонаты привязаны к сигнализации. Только попробуй вынести, сразу все профессора набегут.

— Эта чашечка не все экспонаты… Скажи, где проще всего спрятать камень?

— Нет, у тебя точно с мозгами не в порядке.

— На морском берегу, Малфой, на галечном пляже.

За все время этого странного разговора Гарри ни разу не оторвал взгляд от своей находки. Наконец он пробормотал:

— Даже жалко портить, но ничего не поделаешь.

Сказав сию загадочную фразу, он достал свою палочку, постучал ей по чаше и произнес «Формат си» (в России это обычно произносят как «Формат це», но ведь Гарри англичанин, поэтому названия букв произносит на английский манер). Раздался беспорядочный треск, в воздухе над чашей нарисовался узкий черный прямоугольник, ограниченный зеленой рамкой. Прямоугольник стал заполняться зеленым слева направо. Как только весь прямоугольник был заполнен зеленью, приятный женский голос из ниоткуда произнес: «Комплитед»; свечение пропало, звуки стихли. Гарри уменьшил чашу заклинанием, завернул в носовой платок и сунул в карман.

— Ну все, Малфой. — Сказал он, как только действие заклинания закончилось. — Надраиваем по паре чашек из первого ряда и по домам.

Слизеринец был настолько шокирован поведением своего старого врага, что ни говоря ни слова принялся за работу.

Ученикам и учителям казалось, что весь следующий, после отработки у Филча, день, Драко ходил слегка пришибленный. Но это только казалось. На самом деле он думал. Напряженно думал. Настолько напряженно, что даже забыл обхамить рыжего Уизли, когда тот столкнулся с ним в коридоре. Он только посмотрел на своего извечного врага, как-то отстраненно, и произнес загадочную фразу:

— Но ведь в этом есть какой-то смысл!

И пошел дальше. А бедный Рон так и остался стоять посреди коридора с открытым ртом, и в результате опоздал на урок к Снеггу, чем заработал минус двадцать очков для Гриффиндора. Рон был настолько потрясен этой встречей, что вечером чуть не обломал Гермионе свидание. На очередное предложение «хоть сегодня сходить на обход», вместо стандартного ответа, что он сегодня помогает… в общем, какой-нибудь студентке курса с четвертого — шестого, по непонятно какому предмету, Рон только рассеянно кивнул головой, сказал «Ага…» и поплелся к выходу из гостиной.

Гермиона забеспокоилась. Эдак ей предстояло идти к себе в спальню и спокойно укладываться спать, а у нее на этот вечер были совсем другие планы. Она обеспокоенно спросила у своего… можно сказать, бывшего, друга:

— Рон! С тобой все в порядке?

Тот посмотрел на нее невидящим взглядом и пробормотал:

— А? Да, в общем да… Я просто думаю…

Тут стало ясно, что с Роном все не в порядке, причем сильно. Гермиона заботливо взяла его за руку, вернула в кресло и так же заботливо произнесла:

— Куда ты в таком виде пойдешь? Сиди уж тут, я сама, как-нибудь… — И скрылась в дверном проеме.

Гарри, который понимал причину этой заботы, едва не лопнул от смеха. А вы попробуйте в такой ситуации не ржать. От этого ведь разбирает еще сильнее. Джинни, которая тоже была в курсе событий, так просто всхлипнула и ушла смеяться к себе в спальню. Местные сплетницы услышали доносящиеся из комнаты звуки (Джинни тоже пыталась сдерживать хохот, поэтому получились всхлипывания), приняли их за рыдания и тут же списали это на ее недавний разрыв с Дином Томасом, по поводу которого она, якобы, сильно переживала. Они тут же сочинили очень правдоподобную историю о том, какая это скотина, Дин Томас, и почему Джинни из-за него плачет. История появилась сразу в трех вариантах и пошла гулять по Хогвартсу, так что бедному Дину, который, кстати, так и не понял, за что его отшили (а чего он вообще мог понять, если большая часть свиданий с Джинни заканчивалась Обливиэйтом?), пришлось носить славу жестокого разбивателя девичьих сердец и даже объясняться на эту тему с МакГонагалл. Большую часть этой беседы Дин честно пытался выяснить, чего от него хотят (ибо слухи о том, как он плохо обошелся с Джинни, дошли почти до каждого, кроме него самого), а МакГонагалл, под конец беседы, уверилась в его неисправимости и жестокости.

В то время, пока Джинни предавалась веселью, попутно создавая фундамент новой легенды, Гермиона прямой наводкой проследовала в точку встречи со своим коллегой из Слизерина. Однако в этой точке она была сильно удивлена увиденным: Малфой тоже думал, устремив совершенно пустые глаза в темное ночное окно. Не то, чтобы для Малфоя это занятие (в смысле, думание) было в диковинку, но обычно оно проходило гораздо более результативно.

— Эй, Драко?! С тобой все в порядке? — Спросила она, испытывая уже совершенно искреннее беспокойство.