— Но у Давида можно, у него их мало, — вмешался Марини.

— Вот именно. Одним словом, мы можем наблюдать за чем угодно и когда угодно, как военные спутники-шпионы. Приведу пример. — Крейг подошел к компьютерной консоли, изысканным жестом поправив очки. Элисе подумалось, что он обладает врожденной элегантностью и вполне может остаться незамеченным, приди он на прием в Букингемский дворец в футболке и джинсах, которые были на нем сейчас. Быстро пробежав пальцами по клавишам, он вызвал на экран грубоватый рисунок египетских пирамид. В уголке стояли две мумии, на месте их лиц были наклеены фотографии Марини и Бланеса. Раздался смех. — Предположим, что мы даем спутникам запрос на изображение дельты Нила. Спутники его снимают, присылают нам, компьютер обрабатывает это изображение и получает несколько снимков пирамид. После того как мы пропускаем пучок электронов через наш синхротрон, мы получаем новые частицы, и еще один компьютер улучшает и записывает новое изображение. Если мы использовали правильное количество энергии, мы можем увидеть то же самое место, египетские пирамиды, но, к примеру, три тысячи лет тому назад… Если нам повезет, мы можем на несколько секунд стать свидетелями строительства пирамиды или церемонии похорон фараона.

— Невероятно, — донесся до Элисы шепот Нади, сидевшей через два стула слева от нее.

Внезапно Марини встал:

— Слушай, Колин, давай покажем нашей публике, что все это не выдумки…

Крейг поклацал по клавиатуре. На экране появилось расплывчатое, но узнаваемое изображение со слабым бледно-розовым оттенком, приближающимся к тону сепии, как на старых фотографиях.

Все вдруг замолчали.

Элиса испытывала двоякое ощущение: ей как будто хотелось смеяться и плакать одновременно. Сидящий рядом с ней Валенте нагнулся вперед, открыв рот, как ребенок, обнаруживший самый заветный подарок, который не надеялся получить ни от кого в мире.

На первый взгляд фотография этого не заслуживала: на ней просто был снят крупным планом стоявший на столе стакан с водой.

— Самое невероятноев этом изображении, — спокойным голосом сказал Марини, — то, что его никто никогда не снимал.Мы извлекли его из двадцатисекундной записи, на которой был запечатлен тот же стол, но стакан лежал на полу и был разбит,что произошло два часа спустя. Сейчас вы видите первоенастоящее изображение прошлого, которое когда-либо представало глазам человека.

По лицу Элисы катились слезы.

Она подумала, что наука, настоящая наука, навсегда окончательно меняющая ход истории, заключается именно в этом — в слезах при виде яблока, падающего с дерева.

Или целого стеклянного стакана на столе.

Теперь настал черед Райнхарда Зильберга. Когда он встал перед экраном, создалось впечатление (на взгляд Элисы, соответствующее действительности), что он огромен. На нем была рубашка с коротким рукавом и хлопчатобумажные брюки с кожаным ремнем, и он был единственным, кто надел галстук, хоть узел и был ослаблен. Все в Зильберге выглядело внушительным, и, возможно, поэтому иногда создавалось впечатление, что он хочет сам стушеваться с помощью улыбки, которая на его безбородом полном лице с очками в золотистой оправе казалась на удивление детской.

Однако в эту минуту он не улыбался. И Элиса догадывалась почему. Наверное, ему досталась неприятная часть объяснении.С первых же слов немецкого историка и ученого она поняла, что не ошиблась.

— Меня зовут Райнхард Зильберг, моя специальность — философия науки. Меня наняли для проекта «Зигзаг», чтобы я консультировал вас по поводу того, что не является физикой, но имеет огромнейшее значение. — Он сделал паузу и шевельнул ногой, словно чертя что-то на металлическом полу. — Как вы уже знаете, этот проект считается сверхсекретным. Никто не знает о том, что мы здесь: ни наши коллеги, ни друзья, ни семьи, ни даже многие из руководителей «Игл Груп». Естественно, научное сообщество мы обмануть не можем, но с помощью конгрессов и статей мы выдаем им небольшие подачки. Они знают, что из «секвойи» можно много чего выжать, но не знают как. Таким образом, этот проект является уникальным, по крайней мере на данный момент. Всех нас отобрали после тщательного изучения нашей жизни, пристрастий, дружеских связей и стремлений. Мы будем работать над тем, в чем никто не имеет наработанного опыта. Мы пионеры, и нам понадобятся особые меры безопасности… по целому ряду причин.

Он снова сделал паузу и посмотрел на движения своей ноги.

— Прежде всего даже не думайте, что на этом экране вы увидите фильмы.В кино мы видим, к примеру, сцену смерти Цезаря так, как будто это любительская видеозапись римской эпохи. Но изображения, получаемые из открытых временн ы х струн, — не кино, это даже не фильмы про реальную жизнь, это само прошлое.Мы можем увидеть их на экране, как кино, и записать на DVD, как кино, но вы всегда должны помнить, что это открытые временные струны, из которых мы извлекли информацию. Наше «убийство Цезаря» будет самим этим событиемв таком виде, как оно навсегда запечатлелось в частицах света, отраженных во время реального события, то есть в реальном прошлом.Это влечет за собой определенные последствия. Мы не знаем, что может произойти, например, с людьми или событиями, ставшими частью нашей культуры или наших идеалов. Были проведены секретные исследования, но выводов еще не существует. Например, если мы увидим Иисуса Христа, Магомета или Будду… просто увидим,будучи уверены, что это именно они… Не говоря уже о том, что будет, если мы обнаружим какие-то аспектыжизни этих основателей религий, которые противоречаттому, в чем церкви каждого вероисповедания веками убеждают миллионы людей, возможно, включая и некоторых из нас. Все это является более чем достаточной причиной для засекречивания проекта «Зигзаг». Но есть и инаяпричина. — Он сделал паузу и моргнул. — Я хотел бы рассказать вам о ней, продемонстрировав другое изображение. Это единственное изображение, которое у нас есть, кроме снимка целого стакана. Большинство из вас не знает о его существовании… Жаклин, это будет для тебя сюрпризом… Колин, ты не мог бы?..

— Конечно.

Крейг снова что-то набрал на консоли. Свет в зале погас. Кто-то (Элиса узнала голос Марини) в темноте сказал: «Райнхард, только рекламу убери». Но на этот раз никто не засмеялся. Послышался голос Зильберга, силуэт которого виднелся в темноте, подсвечиваемый только бликами, идущими от консоли управления компьютером.

— Оно было получено так, как рассказал вам Крейг: спутник прислал изображение, мы рассчитали энергию, необходимую для раскрытия временных струн, и обработали…

Экран засветился. На нем появились какие-то формы тусклого красноватого оттенка.

— Цвет обусловлен тем, что конец «прошлого» этой струны находится в трехмерном пункте, который в пространственном понимании равнозначен удалению почти на миллион световых лет от нас, и продолжает удаляться, — пояснил Зильберг, — поэтому происходит красное смещение в спектре излучения, подобное тому, что наблюдается у космических объектов. Но на самом деле изображение земное…

Перед ними был пейзаж. Камера парила над горной грядой. Горы казались близкими, почти маленькими, и между ними выделялись долины круглой формы и сферические скалы. Казалось, какой-то известный кондитер покрыл все это толстым слоем взбитых сливок.