— Твой друг Рик мучается так же, как ты, — проговорила Надя, млея, пока Элиса натирала ей спину. — Но он так не переживает. Говорит, что хочет тебя обогнать.

— Он мне не друг. И он всегда хочет меня обогнать.

Они разделили работу: Валенте присоединился к группе Зильберга, а она — к команде Клиссо. Ее задача заключалась в нахождении точного количества энергии (в решении должно было быть не менее шести знаков после запятой), необходимой для открытия струны времени, соответствующей ста пятидесяти миллионам лет назад — приблизительно четырем тысячам семистам триллионам секунд до того, как они с Надей опустили свои нежные попки на песчаный пляж Индийского океана. «Мы увидим залитый солнцем день в дремучих джунглях, в эпоху, которую называют юрским периодом», — говорила Клиссо. Если получится, результат мог бы быть потрясающим, невероятным, может быть, удастся увидеть экземпляр живого… (лучше не говори, а то еще сглазим).

Им с Надей он уже снился.

Элиса с детства обожала фильмы о динозаврах, и ей казалось, что для этого нельзя жалеть никаких усилий. Если благодаря ее работе можно получить фотографию какого-нибудь большого доисторического ящера (пусть он делает что угодно, хоть какает на травке, пожалуйста),то она уже больше ничего от жизни не просит. «Парк юрского периода» и Стивен Спилберг отдыхают.После этого можно будет умереть. Или дать себя убить.

Но задача оказалась сложной и утомительной. Они с Бланесом разделились: пока он пытался найти энергию, необходимую для началараскрытия струн, она искала конечнуюэнергию. Потом они сравнят результаты, чтобы убедиться, что они верны. Однако Элиса уже несколько дней блуждала в чаще уравнений, и хотя надежды не утрачивала, но боялась, что Бланес пожалеет о том, что выбрал ее.

— У тебя наверняка скоро все получится, — подбодрила ее подруга.

— Я надеюсь. — Элиса провела руками по бедрам, вытирая остатки крема. — А в «Вечных снегах» что-нибудь новенькое есть? — спросила она.

— Шутишь? Просто так это и рассказать нельзя, не знаешь, с чего начать. Жаклин говорит, что каждый раз, как она видит изображение, разваливается двадцать теорий палеонтологии. Просто невероятно. Этих нескольких секунд достаточно для того, чтобы написать целый трактат по четвертичному периоду. — Лежа на животе, Надя согнула колени, подняла ноги вверх и свела их. У нее были тонкие красивые ступни. — Тут полжизни изучаешь ледниковый период, находишь его следы на раскопках в Гренландии, он тебе снится… А потом вдруг видишь Англию под тоннами снега и говоришь: вся работа и премудрость всех профессоров в мире этому в подметки не годятся.

— Похоже, от Воздействия у тебя едет крыша, — пошутила Элиса.

Ее подруга, на удивление, восприняла ее замечание всерьез:

— Не думаю. Хотя я уже несколько ночей плохо сплю.

— Ты Жаклин об этом говорила?

— Она тоже плохо спит.

Элиса собиралась что-то сказать, но тут краем глаза заметила у своей левой ноги одного из этих крабов с разными клешнями: огромной правой и крохотной левой, которых Надя называла крабами-скрипачами. Подруга рассказала Элисе, что в джунглях и вокруг озера (где она еще не бывала) водились и другие виды животных, «имевших палеонтологическую ценность».

— Послушай-ка, — сказала Элиса, — эта тварь, которая собирается ущипнуть меня за ногу, тоже имеет палеонтологическую ценность, или можно его бацнуть по голове?

— Бедняжка. — Надя приподнялась и засмеялась. — Не надо его так, это же скрипач.

— Ну и пусть убирается вместе со своей музыкой. — Элиса швырнула в краба песком, и тот засеменил в другую сторону. — Вали отсюда.

Когда «опасность» миновала, Элиса перевернулась и легла грудью на полотенце. Надя сделала то же самое. Они лежали, сблизив лица и глядя друг на друга (Надя на нее, а она на саму себя, отраженную в Надиных очках). Ей подумалось, что их лежащие рядом тела резко контрастируют: смуглое-цвета-кофе-с-молоком и белое-цвета-сливочного-мороженого. Дующий с моря ветерок, плеск волн и вечерний воздух действовали так расслабляюще, что казалось, она сейчас уснет.

— А знаешь, что у профессора Зильберга есть много записей с разными изображениями? — сказала тут Надя и кивнула в ответ на удивленный взгляд подруги. — Да, они уже экспериментировали, у них есть не только «Целый стакан» и «Вечные снега». Но не питай иллюзий, все остальное нельзя рассмотреть из-за неправильного расчета количества энергии. Они называют это явление «дисперсией».

— А ты откуда знаешь? Почему нам об этом не сказали? — Элисе вдруг вспомнились слова Валенте. Неужели от них правда что-то скрывают?

— Мне сказала Жаклин. Но Зильберг уверяет, что во всех этих записях ничего не видно. «Кажется, тут дело нечисто, камарррад», — пошутила Надя, картавя. — Но серьезно: ты никогда не задумывалась о том, почему мы на острове?

— Это проект секретный, ты же слышала, что говорил Зильберг.

— Но нет никакой «стратегической» причины, чтобы работать на острове. Мы могли бы остаться в Цюрихе и даже меньше привлекали бы внимание…

— Тогда почему, по-твоему?

— Не знаю, может, они хотят нас изолировать, — предположила Надя. — Как будто… Как будто боятся, что мы можем… стать опасными. Ты видела, сколько тут солдат?

— Только пять. Считая Картера, шесть.

— Как по мне, их слишком много.

— У тебя паранойя.

— Мне не нравятся солдаты. — Надя посмотрела на нее, опустив очки. — У меня на родине я их столько нагляделась, Элиса. Возникает вопрос, для чего они тут: чтобы защитить нас или чтобы защитить всех остальных от того, что с нами произойдет. — Ветер закрыл ей лицо волосами.