Шрифт:
Лоенгрин вскинул руку, и все остановились в ряд. Трепещущие челядины склонили головы до самого пола, страшась увидеть сверкающие глаза молодого герцога.
В зал продолжали заходить тяжело вооруженные воины, но осторожно становились вдоль стен и замирали, преданно глядя на своего вожака.
Сэр Джонатан Орсенкнефт с трудом заставил себя подняться, его подхватили под руки, но все равно чувствовал во всем теле отвратительную слабость, страх, а чувство поражения навалилось с такой силой, что отчаянно захотелось умереть и ничего этого не видеть.
Едва передвигая ноги, он приблизился к Лоенгрину и опустился на колени.
– Возьми мою жизнь, – проговорил он колеблющимся голосом, – и жизни моих сыновей, что сражались против тебя, но пощади остальных… как и людей моего погибшего брата.
– Жизнь дарована всем, – ответил Лоенгрин сквозь стиснутые челюсти.
– Я готов принести любую присягу, – начал говорить сэр Джонатан, однако Лоенгрин прервал резко:
– Нет! Поздно. Вы изгоняетесь из Брабанта навечно. Если кто-то вздумает вернуться тайно или явно, это будет нарушением моего приказа, и будет убит на месте без дополнительного суда и выяснения причин.
Барон Орсенкнефт остался на коленях, оглушенный приговором, все еще надеялся, что Лоенгрин передаст ему титул брата, как это обычно делалось, и вручит замок и земли, согласно давно заведенному ритуалу.
Лоенгрин кинул в его сторону воинам.
– Это вот… убрать!.. Выбросить за ворота.
К барону подбежали его сыновья, подхватили под руки и повели к выходу, а воины с обнаженными мечами шли следом.
Лоенгрин повернулся к Шатерхэнду:
– Сэр Шатерхэнд! Надеюсь, ваша рана не помешает вам преклонить колено перед своим сюзереном?
Шатерхэнд ответил с настороженным изумлением:
– Нет, ваша светлость…
– Тогда на колени!
Голос прозвучал так жестко и повелительно, что Шатерхэнд бездумно опустился на колено и преклонил голову.
– Сэр Шатерхэнд, – произнес Лоенгрин ясным голосом, – вы готовились вступиться за честь дочери герцога Готвальда Эльзы против графа Тельрамунда, что делает вам честь и говорит о вас больше, чем даже подвиги в бою.
Шатерхэнд пробормотал:
– Ваша светлость…
– Не перебивайте, – велел Лоенгрин. – Вы не победили бы Тельрамунда, и это знали, но вы не могли видеть, как торжествует несправедливость!.. Потому я не вижу более достойного хозяина для этой крепости и этих земель, сэр Шатерхэнд, чем вы!.. Вручаю вам виконтство лорда Хейла, а с ним и право владеть и распоряжаться крепостью, людьми, землями, имуществом и всем, что здесь находится!
За его спиной охнули, потом послышались довольные голоса. Лоенгрин кивнул, взгляд его сказал, что он с этим закончил, и рыцарь Лебедя вышел из зала стремительной походкой молодого и сильного воина.
Сэр Диттер сказал одобрительно:
– Молодой герцог жесток. Давно так не поступали с лордами. Хотя земли вроде бы каждый раз отбираются, а затем жалуются, но это уже просто ритуал, а на самом деле когда-то пожалованное на время стало наследственным.
– Лоенгрин поступил резко, – согласился Шатерхэнд. – Новая метла метет чище? Во всяком случае, неплохо бы в самом деле отбирать у некоторых земли…
Перигейл поморщился.
– Такое чревато потрясениями!
– Не у всех отбирать, – напомнил Шатерхэнд, – я сказал, у некоторых.
– Но начать отбирать у некоторых, – сказал Перигейл, – и другие забеспокоятся. С Хейлом все-таки ясно, поднял откровенный мятеж, отказался подчиняться и надеялся отсидеться за могучей стеной. Он наказан, это все понимают. И если у кого-то и проскальзывали подобные мыслишки, то сейчас каждый будет уверять герцога в преданности. Искренне или притворно, уже неважно. Главное – мир и безопасность во всем герцогстве.
На обратном пути даже кони ступают красиво и уверенно, голоса воинов звучат бодро, солнце сурово и ярко играет бликами на выпуклых частях доспехов.
Лоенгрин, как и положено, во главе, за ним знаменоносец красиво держит подрагивающее под напором ветра древко, полотнище развевается победно, рыцари выглядят не просто довольными, а счастливыми, сэра Шатерхэнда все еще поздравляют, хлопают по плечам, Лоенгрин догадывается по металлическому звону.
Сэр Перигейл догнал молодого герцога, даже донельзя довольный, сказал с широкой улыбкой:
– Как вы сумели убить одним камнем двух зайцев, ваша светлость! И противника убрали быстро и жестоко, и сэр Шатерхэнд будет вам верен, как никто больше… Да и другие рыцари увидят, что ваши приказы лучше выполнять, чем им противиться.
Лоенгрин тяжело вздохнул.
– А у меня кошки скребут, что я поступил так жестоко… Но они сами напросились, я действовал так, как был вынужден! Не понимаю… почему люди грязные и грубые чувствуют свое преимущество над чистыми и вежливыми? Да еще и этим похваляются?