Шрифт:
Лоенгрин внес ее в холл, вперед забежала юная служанка и, блестя бойкими, черными, как спелые сливы, глазами, весело показывала, куда идти.
Через холл и вверх по лестнице, еще этаж и еще, затем по длинному коридору, Эльза прошептала ему на ухо:
– Не тяжело? Пусти, я сама…
Он засмеялся и крепче прижал ее к груди. Служаночка остановилась у двери, на которой венок полевых цветов, присела в поклоне.
– Мой господин…
Лоенгрин кивнул.
– Благодарю, – чем удивил ее донельзя. – Можешь идти.
Она открыла им дверь, а когда они вошли, закрыла за ними и то ли удалилась на цыпочках, то ли прижалась ухом к толстым дубовым доскам.
Эльза закрыла глаза и дышит в его руках, тихая, как засыпающий ребенок. Лоенгрин остановился у ложа с роскошным балдахином, хотел положить на мягкую перину юную герцогиню, но она в его руках так разомлела, что так там и останется, подумал и осторожно опустил ее на ноги.
Она в самом деле так отдалась эту странному чувству, когда сильный мужчина несет на руках и от нее ничего не зависит, что покачнулась и ухватилась за кроватную стойку.
– Эльза, – произнес он тихо, – нам нужно сперва… поговорить.
Она заметила, что он даже не повел глазом по сторонам, словно здесь вся эта роскошь давно знакома и привычна.
Эльза уже собралась с духом настолько, что выдавила любезную улыбку и привычно указала на кресло.
– Извини, – произнес он, – я пока не сяду.
– Что случилось?
– Я еще не вернулся, – пояснил он с бледной улыбкой.
– Мой господин! – вскрикнула она в страхе.
Он успокаивающе выставил перед собой ладони.
– Погоди, выслушай.
– Да, мой господин!
– Я еще не вернулся, – повторил он, – в настоящем смысле слова. Эльза, как я уже говорил, я – рыцарь Ордена.
Она сказала жадно:
– Да-да, ты говорил, это, наверное, очень здорово… Так красиво, торжественно и загадочно!
Он наклонил голову, не опровергая и не соглашаясь.
– Во всех рыцарских орденах, – продолжил так же ровно и настойчиво, – как ты знаешь, все считаются братьями.
Она снова не утерпела:
– Да-да, это так красиво!
Он вздохнул:
– Но ни в одном ордене это положение не соблюдается так ревностно, как в нашем. Вступая в Орден, каждый забывает о своем происхождении, привилегиях, высоких родственниках, своем древнем роде. Зато каждый приобретает такую семью, которой никто на свете не может похвастаться…
Она слушала внимательно и с напряжением, недоумевая, зачем он ей это рассказывает, все время страшилась, что какой-то пункт устава все-таки заставит его уйти, молилась всей душой, чтобы этого не случилось, а она сделает все-все, что этот дивный рыцарь захочет и восхочет…
– Так вот, – сказал он, – ты должна принимать меня таким, каков я есть, и судить меня по моим поступкам. Ты не должна допытываться о моих предках, моем роде, моем происхождении! Человек сам отвечает за свои деяния. Славные предки ни при чем, и благородное происхождение не может служить защитой или быть чем-то весомым в споре или других делах.
Ее сердце едва не взорвалось от нахлынувшего ликования. Она чувствовала, как жаркая кровь бросилась в лицо, прилила к щекам и обожгла уши.
Она прижала руки к груди.
– Доблестнейший рыцарь!.. Я никогда не слышала более благородных и достойных слов!.. Мне отец всегда говорил, что человека нужно судить по его поступкам, ибо простой человек бывает благороднее иного знатного, а знатный нередко оказывается мерзавцем. Да-да-да, я с великой радостью принимаю твое условие! Как и все остальные, что услышу от тебя!
Он вздохнул, в глазах все еще оставалась тревога.
– Эльза…
– Да, мой господин?
– Других условий нет…
– Но даже если бы и были! Мой господин, я клянусь…
Он остановил ее жестом настолько властным, что она умолкла мгновенно. Его лицо оставалось строгим и торжественным.
– Погоди-погоди.
– Слушаю, мой господин!
Он произнес очень серьезно:
– Эльза, это не просто красивое пожелание. Ты должна дать клятву, что никогда-никогда не нарушишь своего обещания не спрашивать меня о моем происхождении.
– С радостью, мой господин!
– Эльза, отнесись к этому… без такой веселости.
Она вскликнула, ликуя, возносясь в счастье, что условие оказалось таким простым и легковыполнимым: