— Это он, отец, — прошептала Лизхен.

— Войдите, сударь, — сказал старик.

— За мной гонятся, сударь. Не спасете ли вы меня еще раз? — спросил беглец.

— Входите быстро, садитесь за стол возле меня… Лизхен, еще один прибор!.. Вы говорите по-немецки, сударь?

— Да, — ответил молодой человек.

— Хорошо, тогда вы мой гость. Спокойно, немного хладнокровия! Может быть, еще есть способ спасти вас.

И молодой человек сел за стол возле пастора, заняв пустующее место Маргариты, о которой несколько минут назад говорил ее отец.

Лизхен быстро поставила перед ним прибор и села, прошептав:

— О Боже! Что же привело его на это место, твой гнев или твое сострадание?

В ту же минуту в открытом окне появился облокотившийся на подоконник человек в форме жандармского капрала; половина его туловища оставалась снаружи, а ухмыляющаяся физиономия оказалась в комнате и стала осматривать всех сидящих за столом.

— О! — прошептала Лизхен. — Капрал Шлик! Мы пропали!

Но вопреки тому ужасу, который этот жандарм внушил бедной Лизхен, капрал, по всей видимости, не питал никаких враждебных намерений; он вежливо снял шляпу и обратился к пастору.

— Приятного аппетита вам, господин Вальдек, и всей уважаемой компании! — сказал он.

Ришар бросил быстрый взгляд на жандарма, и ему показалось, что он уже где-то видел это лицо.

В это время пастор обернулся: лицо его выражало спокойствие, хотя им далеко не полнилось его сердце.

— Кто это там? — спросил он.

— Не беспокойтесь, господин пастор. Это я, капрал Шлик, к вашим услугам.

Имя жандарма, так же как и его лицо, вовсе не были незнакомы капитану; однако он не мог вспомнить, ни где он его видел, ни где слышал этот голос. Капрал Шлик в свою очередь пристально смотрел на капитана, и это доказывало, что его память была не хуже, чем у французского офицера, а может быть, и лучше.

Через несколько секунд внимательного осмотра жандарм кивнул, доказав этим, что все его сомнения, если они и были, рассеялись.

— Бургомистр просил меня, — сказал он, — быть с вами почтительным, господин пастор, вы видите, я почтителен… Можно войти?

Пастор посмотрел на капитана с таким видом, будто говорил: «Побольше уверенности — или вы пропали!»

Затем он обратился к капралу:

— Конечно, вы можете войти — никаких препятствий к этому нет.

И добавил:

— Встань, Лизхен, и посвети господину Шлику.

Лизхен встала и, взяв дрожащей рукой лампу, приготовилась осветить путь капралу, когда тот, одним движением перепрыгнув через подоконник, сказал девушке:

— О, не беспокойтесь, прекрасная фрейлейн, для нас окна — это те же двери.

Лизхен обернулась к французу. Он выглядел совершенно спокойным и казался полностью безучастным к тому, что происходило, и к тому, что, по-видимому, еще должно было случиться.

— Добро пожаловать, господин Шлик! — сказал уверенным тоном пастор.

Лизхен была так бледна, что это тронуло даже жандарма.

— Фрейлейн, — сказал он, — вы так бледны, и эта бледность, конечно, вызвана моим неожиданным появлением, но я хочу доказать вам, что я не такой злой, как это может показаться.

Говоря все это, он не спускал взгляда с француза, а тот, сохраняя полную безмятежность, оперся локтем на стол и, положив подбородок на ладонь, смотрел на жандарма таким же спокойным взглядом, каким тот смотрел на него.

— О капрал, — возразил пастор в ответ на заявление Шлика о его кажущейся злобности. — Совсем напротив, я всегда считал вас добрым малым.

Лизхен сделала над собой усилие, и на губах ее заиграла легкая улыбка.

— Господин Шлик, — сказала она, — я вспоминаю, как вы частенько спорили с моим отцом.

— Спорить, сударыня! — воскликнул Шлик. — Спорить с таким святым и ученым человеком, как господин Вальдек? Надеюсь, что я никогда не имел несчастья проявлять подобную неучтивость!

— Да нет же, господин Шлик, — настойчиво повторила Лизхен, — и если хотите, я напомню, по какому поводу.

— Еще бы, конечно, хочу! Скажите, фрейлейн.

— По поводу французов, господин Шлик.

— Ах, да! Это возможно! Что касается французов — тут я неуступчив: обожаю французов, а господин Вальдек их ненавидит. Разве я говорю неправду, господин Вальдек?

— Нет, господин Шлик, вы говорите истинную правду.

— О! Надо полагать, — продолжал жандарм, — они сделали вам какую-нибудь большую гадость во время последних войн в Германии, эти французы! Впрочем, не были ли вы в то время в Вестфалии или в Баварии? В обеих этих землях, в Баварии особенно, было жарко! Я говорю об этом со знанием дела, так как сам был там.