Она додумывала, уже садясь, мысли ползли сами, переплетаясь с ощущениями, словно выматываясь из глубины мозга - прежде, чем она успела придумать новую искреннюю фразу для кресла - что там разговоры и ехидство, когда бедной маленькой Эше и в самом деле хочется немного посидеть...

Кресло приняло ее в мягкие, расслабляющие объятия, спина удобно прилегла к персиковой пухлости, руки сами собой устроились на широких подлокотниках, и ее окутало такое же ощущение уюта, какое она недавно испытывала в ейщаровском кабинете. Так приятно - можно сбросить обувь и сидеть сколько угодно - никто не станет возражать, никто не выгонит... Она и вправду, наклонившись, автоматически потянулась к правому сапожку, а в следующее мгновение, тихо ахнув, одним прыжком выскочила из кресла, едва не повалив стоящий рядом торшер. Ейщаров не шевельнулся, продолжая спокойно смотреть на нее.

– А как это?!
– наклонившись, Эша потянулась к креслу, но тут же отдернула руку.
– Оно... А почему?..

– Видно, вы правильно попросили.

Он меня действительно гипнотизирует, вот что! Подменяет мои ощущения!

– Разумеется, а как же, - лениво произнес Олег Георгиевич и слегка потянулся.
– Обожаю на досуге кого-нибудь погипнотизировать.

– И читать чужие мысли!

– Да не умею я читать чужие мысли. А если б вдруг обрел такую способность, то, наверное, застрелился б через пару дней, - он достал из кармана пиджака портсигар.
– Просто когда-то я и сам так реагировал. И теории были те же. Так что угадывать мне нетрудно.

Эша вскинула перед собой руки с растопыренными пальцами, словно рыбак, демонстрирующий размеры немаленького улова, описала по комнате неровный круг и снова остановилась перед креслом. Разумеется, это фокус. Но каким образом? Что-то там в этом кресле выдвигается, убирается, автоматика, сориентированная на время или на количество присаживаний... но главное попросить, кресло не откажет, если его вежливо попросить... Мысли начали путаться, она прижала ладони к щекам, тут же опустила и безжизненно спросила:

– А что не так с этим плащом?

– Чтобы узнать, вам придется его надеть, - Ейщаров закурил и добавил, упредив ее вопрос: - Это безопасно.

– А мне нужно спрашивать у него разрешения?
– поинтересовалась она дребезжащим голосом.
– Или, может, поздороваться?

– Нет.

– Ну, конечно, - пробормотала Шталь и стянула одежду со спинки, - с плащом, значит, можно не церемониться. А если я его встряхну - он обидится?

– Не валяйте дурака.

Эша хотела было огрызнуться, что насчет того, кто именно здесь валяет дурака, еще можно поспорить, но прикусила язык. С сумасшедшими лучше быть поосторожней. Конечно, Ейщаров кажется довольно безобидным сумасшедшим, даже очень милым... зря только голову бреет, проплешин вроде не видать - зачем ему этот стиль а-ля Куценко? Ему бы очень пошли волосы, а еще бы ему пошло... стоп, Шталь, ты пришла сюда не за этим. Хотя... Ее взгляд подобрался к его лицу, и Эша отвернулась, стараясь вообще ни о чем не думать. Развернула плащ, от которого пахнуло пылью и еще чем-то горьковатым, и встряхнула - исключительно назло. Плащ был огромных размеров - понадобилось бы не меньше четырех таких, как она, чтобы его заполнить. Эша подозрительно обернулась.

– А в нем, надеюсь, никто не умер?

– Нет, - в его голосе послышалось легкое нетерпение.
– И он чистый.

Эша мысленно выругалась и кое-как облачилась в плащ, который повис на ней, словно шкура какого-то гигантского животного. Подол доходил ей почти до щиколоток, рукава болтались много ниже кончиков пальцев. Приподняв руки и плечи, чтобы плащ не сполз, она сделала шажок вперед, колыхающиеся полы обвились вокруг ног, и Эша чуть не упала.

– Да, великоват бурнус, - со смешком заметил Олег Георгиевич, и Эша сверкнула глазами.

– Надеюсь, вам действительно очень весело! И что дальше?

– Застегнитесь и завяжите пояс. Я бы вам помог, но лучше сделайте это сами, а то потом начнете меня обвинять в очередной уловке.

– А будет повод?
– Шталь подхватила ускользающие полы.
– И если я застегнусь, как я себя в этом плаще потом найду?

Кое-как она застегнула серые перламутровые пуговицы, которые, впрочем, ныряли в петли легко и весьма охотно, и развевающаяся шкура превратилась в огромный балахон. Подтянув пояс, Шталь завязала его, и выше талии плащ вздулся пузырем, будто она обладала на редкость гигантским бюстом, ниже же лег множеством уродливых складок. Она машинально поискала глазами зеркало и тут же порадовалась, что его здесь нет. Развела руки в стороны и медленно повернулась, меленько перебирая ногами. Чуть горьковатый запах усилился, в носу начало пощипывать. Плащ был тяжелым и очень жарким, при движении он едва слышно шуршал, и в этом легком звуке чудилось нечто удовлетворенное.

– И что дальше?
– мрачно осведомилась она, и Ейщаров сквозь облако сигаретного дыма задумчиво посмотрел на носки ее сапожек.

– Теперь снимите его.

– Что-то не уловила я смысла этой демонстрации, Олег Георгиевич, - Эша ехидно дернула губами, опустила руки, чтобы развязать пояс, и обнаружила, что пока она поворачивалась, свисающие концы пояса, который она завязала всего лишь на один перехлест, успели совершенно непонятным образом перекрутиться и перепутаться, образовав тугой узел. Эша вцепилась в него ногтями и несколько минут, невнятно бормоча и отбрасывая лезущие в глаза волосы, безуспешно пыталась его развязать, но добилась только того, что затянула узел еще туже. Отложив пока пояс, она взялась за пуговицы - в конце концов, пояс не главное - можно стащить плащ через голову или просто вылезти из него - достаточно будет расстегнуть пару верхних пуговиц. Но с пуговицами тоже творилось нечто невообразимое - они стали скользкими, точно намыленные, они выворачивались из пальцев, как живые, цеплялись за петли, которые вдруг сделались удивительно маленькими для них, хотя вроде бы размер их не изменился, и провоевав с пуговицами минут пять, взмокшая Эша сдалась, так и не расстегнув ни одной.