Но она напрасно просила об этом Орефьева. Он и сам был раздражен неожиданною встречей, а известие о полицейском привело его в бешенство.

— А вот они увидят!.. — говорил он, задыхаясь. — Увидят… Подлецы этакие… Им смерть моя нужна… Они жаждут наследства… Но ты защитишь меня от них… да? — вдруг прошептал он. — Ведь для тебя… Ты — мои ангел-хранитель, а я — раб твой… верный раб… Так ведь?

Старик вдруг заплакал, как малое дитя, склонив свою дрожащую голову на плечо Варвары Николаевны, как бы ища защиты против своих родственников.

Ей сделалось жутко в полумраке кареты, быстро катившейся по темным улицам, вдвоем с этим всхлипывающим стариком, шептавшим ей слова любви и страстно прильнувшим к ее руке своими холодными губами. Она была очень рада, когда карета подъехала к крыльцу и они поднялись в освещенные комнаты квартиры.

Гости (какие-то странные личности) оставались недолго. Они выпили по бокалу шампанского, поздравили молодых и разъехались.

Башутин уехал последний. Прощаясь, он поцеловал ей руку и прошептал:

— Первый акт сыгран. Теперь — второй и… и последний!

Она вздрогнула от этих слов и тихими шагами вернулась в маленькую гостиную, где нетерпеливо ожидал ее несчастный старик.

На первой неделе великого поста в числе пассажиров курьерского поезда, прибывшего из Москвы, из вагона второго класса выскочил молодой артиллерийский офицер и торопливо пробирался к выходу.

— Венецкий! Здравствуйте! — окликнул его сзади женский голос.

Офицер обернулся и изумленно взглянул сквозь очки на хорошенькую маленькую женщину лет двадцати шести, элегантно одетую во все черное.

— Не узнаете?..

Вдруг румяное, дышавшее здоровьем лицо офицера осветилось радостною улыбкою. Он как-то по-товарищески протянул широкую мягкую руку и весело воскликнул:

— Катерина Михайловна!.. Вот не узнал!

— Верно, состарилась, что не узнали… Откуда вы?

— Из Черниговской губернии…

— Куда это вы забрались?.. А я пять лет, как уже замужем. Вот мой муж! — указала она на высокого степенного блондина в цилиндре. — Николай Николаевич Распольев! Алексей Алексеевич Венецкий! Помнишь, Никс, я тебе много о нем говорила? Росли вместе! — весело щебетала молодая женщина. — Вот теперь, — обратилась она к Венецкому, — мы для вас работаем. Только что ходили смотреть новые вагоны для раненых… Ах, какая прелесть… Никс сам распоряжался… Мы оба в «Красном Кресте»… А вы, верно, на войну проситься приехали?

— Я получил место в Петербурге.

— Фи!.. Что за охота вам теперь в Петербурге оставаться… Вы разве не хотите на войну? — укоризненно покачала она головой, делая гримаску.

— Пошлют — пойду!

— И вы так спокойно об этом говорите?

— Да разве охота проситься умирать? В этом нет никакого удовольствия! Право! — добродушно проговорил офицер.

Молодая женщина удивленно вскинула на него свои бойкие глазки и снова покачала головой…

— Да вы после этого не русский… У нас такое возбуждение… Молодежь наша наперерыв просится… Что молодежь? Недавно князь Рязанцев, — старику семьдесят лет, — и тот просился, чтобы его зачислили в юнкера в действующую армию…

— Пусть просятся, а я проситься не стану!

— Ну, мы еще об этом с вами поговорим… Надеюсь, что вы у нас побываете? У вас какие-то странные тенденции… Уж не против ли вы войны?.. У нас тут есть такие…

Она остановилась, прибирая выражение.

— Изменники, хотите вы сказать? — улыбнулся Венецкий…

Распольев как-то странно косил глаза на молодого офицера. Ему не нравилась простодушная манера, с которою он говорил с его женой. Когда его жена остановилась на минуту, он заметил торжественным тоном:

— Эта война не похожа на другие войны… Последствия ее будут такие, каких мы не ожидаем. Эта война в полном смысле национальная…

— Именно национальная! — повторила Екатерина Михайловна.

— От этого такое всеобщее возбуждение. Вы увидите, как Петербург возбужден, а о провинции и говорить нечего: там, судя по газетам, ждут и не дождутся.

— Ах, не верьте, пожалуйста, — стал убеждать Венецкий с юношескою горячностью, — не верьте! Я, впрочем, не знаю, как в других местах, но там, где стояла наша батарея, я никакого возбуждения не замечал… В деревнях и не знают ничего о войне… В уездном городе, впрочем, разные барыни действуют… Говорят, устраивают комитеты, но денег никто не дает, а рассчитывают все, что мужики дадут… Вот тоже приезжали интендантские чиновники. Те тоже ждут не дождутся войны! — усмехнулся он. — И вообще, больше всех кричат те, кому не придется идти на войну… А впрочем, быть может, я и ошибаюсь…