– Грузии повезло в том смысле, что все советское очень быстро разрушилось. Но разрушилась и наша целостность, разрушилась система электроснабжения, образования, правоохранительных органов, не создалась новая система управления. То есть поскольку все было разрушено, то, в принципе, строительная площадка оказалась расчищенной. Когда нет света, когда опасно выходить на улицу, просто завтрашнего дня нет – трудно не почувствовать стремление не просто к реформам, а к радикальным реформам. В такой ситуации пойдут за теми, кто предложит радикальный положительный план реформ. И мы его предложили.

Мы не только критиковали, мы вышли на второе место на выборах местного самоуправления в Тбилиси [22] . Первое место заняли лейбористы, радикальная популистская партия левого толка. Они чувствовали, что мы их конкуренты, дышим им в затылок, и считали, что лучший метод избавиться от нас – это дать нам возможность возглавить городской совет Тбилиси, думая, что таким образом мы сломаем себе шею. Они фундаментально не верили в то, что можно что-то изменить в лучшую сторону. И отчасти были правы, потому что полномочия у местного совета были очень ограниченны. То есть люди выбирали пустой орган, который контролировал реально 10 процентов и так скудного бюджета города. Но получилось так, что, даже имея вот эти маленькие рычаги власти, мы смогли какие-то вещи сдвинуть. Например, построили в Тбилиси асфальтовые футбольные и баскетбольные площадки. Сейчас их больше тысячи, они с искусственным покрытием, а тогда появилось сорок асфальтовых. И поскольку никто ничего не строил с середины 1980-х, это на людей произвело неизгладимое впечатление.

Потом мы организовали серьезную кампанию, ездили в каждое село, пожимали очень много рук и слушали людей, разговаривали с ними. Свою программу сформировали после первой недели таких бесед. Мы проводили шесть-семь встреч в день продолжительностью час-полтора. Эта очень напряженная программа длилась три месяца. И такого до нас никто и никогда не делал.

Грузия – маленькая страна, и мы оказались единственной партией, у которой на местах были люди, нас поддерживавшие. Это, как снежный ком, набирало силу, и поэтому для нас самих не было неожиданностью, что мы действительно победили на парламентских выборах [23] . Конечно, никто не хотел нам отдавать победу. Поэтому нам предложили сначала второе, потом третье место, потом предлагали опять перейти на второе место, согласиться, что первое место уже ушло. На самом деле, если бы нам дали наше первое место, власти получили бы себе еще полтора года маневра. А мы бы получили маленькую фракцию в парламенте. Но Шеварднадзе упорствовал. Он проявил полную негибкость. И у него не было сплоченной команды, которая могла бы предложить что-то более прагматичное, чем просто не отдавать нашу заслуженную победу. Это вызвало радикализацию движения и отставку Шеварднадзе. Я, зная Шеварднадзе, зная дезорганизованность его команды, с самого начала был совершенно уверен, что события будут развиваться именно по этому сценарию. Но, надо сказать, из других оппозиционеров никто в это не верил. Потому что была такая глупая идея: мол, Шеварднадзе – это навсегда, он знает что-то еще, чего мы не знаем. А я был убежден, что он уже ничего не знает.

Каждый раз, как я слышу (или даже когда сама перечисляю) то, чего удалось добиться Грузии за шесть лет, у меня неизменно возникает ощущение присутствия на съемках фильма, но уже не из-за «декораций», а из-за столь резкого поворота в развитии «сценария». Вот и по мнению бывшего президента Грузии Шеварднадзе, «честь сегодняшних руководителей в том, что они развернули широкомасштабную борьбу против коррупции и добились определенных результатов. Не важно, в каких сферах, – в общем. И сейчас берут взятки, но в самом обществе борьба против коррупции была довольно успешной». На словах рецепт успеха довольно прост.

– Сначала нужно было наполнить опустошенную казну. И первое, что мы сделали, – решили, что нам срочно нужны несколько десятков налоговиков, несколько десятков честных полицейских, честные министры. Но для этого необходима хотя бы минимальная зарплата. Поэтому мы пошли в UNDP [24] и попросили их в виде исключения (они этого никогда не делали) просто дать финансирование на зарплату этих должностных лиц. Там, в свою очередь, обратились к частным донорам, среди которых был Джордж Сорос; но он на самом деле очень маленькую роль сыграл в этом, может, 1 процент составляли деньги из его фонда. Отсюда-то и пошел миф, что грузинскому правительству зарплату платит Сорос. Были более крупные доноры, пятнадцать–двадцать. Часть денег дали они, но основное – это UNDP, которая платила месяцев шесть. И мы считали, что если в течение первого года на 40 процентов увеличим налоговые поступления, то это уже хорошо, а увеличили больше чем на 60 процентов. И это нам позволило уже и полицейских новых набрать, и министрам платить.

– Благодаря чему удалось так быстро собрать налоги?

– Коррумпированных чиновников пересажали, остальные стали нормально работать. Появился ежедневный контроль. То есть просто начали наводить порядок. Проблема в чем была? Черная экономика, и все шло в чужой карман. А поскольку теперь в карман деньги положить нельзя, они попадают в казну.

Казалось бы, о чем после этого писать книгу, если все дело в конкретных людях.

– Грузии просто очень повезло, что в нужное время оказались нужные люди. Или это все же не совсем так?

– Конечно, у нас были какие-то хорошие кадры. Но их было недостаточно. В парламент мы вошли в качестве коалиции из нескольких политических партий. Мы все время собирали людей. Были и такие, которые приходили ненадолго. Но в целом костяк тогдашний сохранился.

Вот Шеварднадзе сознательно набирал совершенно разных людей, поскольку считал, что объединять должны не какие-то идеи, а жажда власти и участие в общей коррупции. И еще маленькая группа реформаторов для представления хорошего фасада. В нашем случае впервые пришла серьезная политическая сила. Хотя даже этого было недостаточно, чтобы сформировать весь парламент, не говоря уже о правительстве.

Например, министром иностранных дел мы назначили [Саломе Зурабишвили,] французского посла в Тбилиси грузинского происхождения из семьи эмигрантов. И считали, что автоматически все получится. Оказалась, что она, мягко выражаясь, была не очень понятных нам взглядов. Какое-то время мы думали, может, мы не понимаем, она лучше знает. Постепенно недовольство накапливалось. И парламент был первым, кто предложил ей уйти в отставку.

– А что касается министра экономического развития?