Гарри посмотрел на Себастьяна, и тот тут же ответил — Я должен явиться в расположение полка на следующей неделе.

— Значит и я тоже, — сказал Гарри отцу. — Конечно, мне понадобятся средства на патент.

— Конечно, — сказал сэр Лайонел, инстинктивно отвечая на командные нотки в голосе Гарри. — Что ж, — он посмотрел вниз, на свои ноги, потом поднял глаза на жену.

Она смотрела в окно.

— Очень приятно было вас всех видеть, — сказал сэр Лайонел. Потом подхватил свой бокал и прошествовал к дверям, только раз споткнувшись по дороге.

Гарри смотрел, как он уходит, и чувствовал себя непривычно отстраненным от всей этой сцены. Он, конечно, представлял это себе и раньше. Не то, что он пойдет в армию, а свой отъезд. Он всегда знал, что уедет в университет как обычно, уложит вещи в семейную карету и укатит. Но воображение всегда подсовывало ему всевозможные драматические сцены ухода — что угодно, от яростного махания руками до ледяных взглядов. Его любимое видение включало в себя разбивание бутыток об стену. Особенно дорогих. Привезенных контрабандой из Франции. Его отец что, так и будет дальше поддерживать лягушатников своими незаконными закупками и теперь, когда его сын противостоит им на поле брани?

Гарри уставился в пустой дверной проем. Ведь это неважно, правда? Он здесь со всем покончил.

Со всем. С этим местом, с этой семьей, с ночами, когда он тащил отца в постель и аккуратно укладывал на бочок, чтобы тот не захлебнулся, если его снова вырвет.

Он со всем покончил.

Покончил.

Но он чувствовал такую пустоту. Такую тишь. Его отъезд был отмечен… ничем.

И только через много лет он понял, что его обманули.

— Поговаривают, что он убил свою первую жену.

Леди Оливия Бевелсток перестала помешивать чай.

— Кто? — спросила она, поскольку, по правде говоря, не слушала.

— Сэр Гарри Валентайн. Ваш новый сосед.

Оливия пристально посмотрела на Энн Бакстон, а потом на согласно кивавшую Мэри Кадоган.

— Ты шутишь, — заявила она, хотя прекрасно знала, что Энн никогда не шутит с подобными вещами. Сплетни были ее жизнью.

— Нет, он и правда ваш новый сосед, — вклинилась в разговор Филомена Уэйнклифф. Оливия отпила глоток чаю, в основном для того, чтобы стереть с лица гримасу — смесь неприкрытого раздражения и недоверия.

— Я имею в виду, она шутит, что он кого-то там убил, — ответила она с несвойственным ей в обычной жизни терпением.

— О! — Филомена взяла бисквит. — Прости.

— Я точно слышала, что он убил свою fiancée [4] — настаивала Анна.

— Если бы он кого-то убил, он сидел бы в тюрьме, — заметила Оливия.

— Нет, если его вина не доказана.

Оливия слегка повернула голову влево, где, прямо к югу [5] от нее, за толстой каменной стеной, десятью футами свежего весеннего воздуха и еще одной толстой стеной, на этот раз кирпичной, находилось свежеснятое жилище сэра Гарри Валентайна.

Три остальные девушки проследили за ее взглядом, и это заставило Оливию почувствовать себя довольно глупо, поскольку теперь они все вместе пялились на абсолютно пустую стену гостиной.

— Никого он не убивал, — твердо заявила она.

— Откуда ты знаешь? — усомнилась Энн.

Мэри кивнула.

— Не убивал и все, — ответила Оливия. — Не может он жить в соседнем от меня доме в Мейфере [6] , если кого-то убил.

— Может, если его вина не доказана, — повторила Энн.

Мэри кивнула.

Филомена съела еще бисквит.

Оливии удалось слегка скривить губы. Она надеялась, что в улыбке. Хмуриться не стоило. Было четыре часа дня. Девушки пришли уже час назад и болтали о том, о сем, сплетничали (а как же!), обсуждали выбор нарядов на три предстоящих званых вечера. Они встречались довольно часто, где-то раз в неделю, и Оливии нравилась их компания, хотя разговоры и были лишены глубокого смысла, который она так ценила в беседах со своей ближайшей подругой Мирандой, урожденной Чивер, ныне Бевелсток.

Да, Миранда вышла замуж за брата Оливии. И это было здорово. Просто замечательно. Они были подругами с самого рождения, а теперь будут сестрами до самой смерти. Но это также значило, что Миранда больше не являлась незамужней леди и не должна была выполнять обязанности последних.