Объявили посадку на Москву. И когда питерский самолёт выруливал на ВПП, мы рассаживались на свои места в московском рейсе. Взлетели. Летим. Чувствую по времени, что уже полчаса как мы должны заходить на посадку во Внуково, но лайнер почему-то никак не снижается. Словом, что-то не так. Я подозвал стюардессу и поинтересовался, в чём дело. Она отвечает что всё нормально, полёт проходит по графику. Но я ей опять говорю:

— Но «вэ» на «тэ» не стыкуется?

В переводе на нелётный язык это означает скорость и время. Молоденькая стюардесса опять стала говорить то же самое, но потом, поняв, что это бесполезно, сказала вполголоса:

— В Москве плохая погода, и сейчас решается, куда летим на запасной. Но пассажиров раньше времени беспокоить не стоит, начнётся ажиотаж. Мы объявим, когда будем точно знать, куда совершим посадку.

Я знал, что туман стоял над всей Россией, и подумал про себя: «Интересно, куда же нас посадят?»

Минут через пятнадцать по самолёту объявили, что ввиду неблагоприятных погодных условий в Москве Внуково принять нас не может и наш самолёт произведёт посадку в Пушкине… Мы с Сашей рассмеялись. Ситуация становилась анекдотической. Как мы ни увёртывались от Ленинграда, всё равно полетели туда. И вот мы садимся в Ленинграде, где нас встречают две уже знакомые нам супружеские пары:

— Мы же вам говорили, что надо лететь с нами. Так что собирайтесь, едем к нам на дачу.

Но как уехать из аэропорта без вещей? А вещи находились в багажном отделении нашего Ил-62. Вылет его в Москву отложили как минимум до следующего полудня. По знакомству нас провели в багажное отделение лайнера. Разобрав груду чемоданов, мы нашли свои. После этого я говорю Щукину:

— Саша, давай всё-таки рванём в Москву!

Он спрашивает:

— А каким образом?

— Очень просто. Берём билет на московский поезд. Они ходят здесь часто, но до часа ночи, а после этого — перерыв до утра. Если мы с тобой успеваем на часовой поезд, то где-то в 10 утра будем уже в Москве. А здесь ждать нам нечего. Самолёт может простоять и двое суток.

Прикинули быстро, и он согласился:

— Давай!

Теперь оставалось найти транспорт. Мы быстро взяли одного частника и поехали на Московский вокзал. По дороге следили только за часами. А время таяло буквально на глазах. И вдруг метров за четыреста до вокзала нас останавливает гаишник и начинает читать мораль:

— Вы превысили скорость.

Я выбегаю из машины и говорю ему:

— Парень, мы летели из Фрунзе в Москву. Нас посадили в Ленинграде. А нам надо срочно ехать.

И даю ему «трёшник» — по тем временам деньги приличные, после чего он нас отпускает. Я смотрю на часы. До отхода поезда остаётся чуть больше пяти минут. Щукин говорит мне:

— Всё. Бесполезно. Опоздали!

Я успокаиваю:

— Саша, надежда умирает последней.

Подъезжаем к вокзалу, и я командую:

— А вот теперь сдаём тест Купера. Ты ждёшь меня здесь, а я рвану в кассу.

Остаётся где-то минуты четыре. Я бегу на второй этаж, к кассам. Там толпится народ, и мне говорят, что мест на Москву нет. Тогда я начинаю уговаривать кассиршу. В конце концов она соглашается:

— Билеты-то я могу вам продать, но вы всё равно не успеете на поезд, потому что осталось две минуты.

— Давайте билеты, а мы уж сами разберёмся!

Она даёт мне билеты. Я сбегаю вниз. Саша кричит, что осталось секунд 40–50. И я говорю шофёру:

— Вот тебе дополнительно ещё «пятёрка». Езжай прямо на платформу!

И мы действительно выезжаем на платформу. Дальше происходит следующее. Поезд трогается, мы хватаем подвернувшийся кстати электрокар, бросаем на него вещи и едем вдогонку уходящему составу. Догоняем. Я впрыгиваю в предпоследний вагон, Саша бросает мне чемоданы, а затем впрыгивает сам. Таким образом мы оказываемся в поезде.

Радости нашей не было предела. И если бы тест Купера оценивался по какой-нибудь другой балльной системе, то у нас был бы самый высший — «жизненный» балл. Мы выполнили ту задачу, которую поставили перед собой в этом состязании. Довольные, идём по вагонам с чемоданами. Наконец заходим в свой и, гордые собою, входим в купе. Входим и видим, что в нём заняты все четыре места. Я спрашиваю:

— В чём дело, товарищи? Вот наши билеты, а вот наши места.

А нам отвечают:

— Господи! Ваши билеты?! Тут ещё четыре человека с такими же билетами.

Я понял, что нас накололи, продав билеты на занятые места. Настроение упало. Мы вызвали бригадира поезда и долго разбирались. В итоге нам дали места, но уже в плацкарте. Кое-как мы добрались до Москвы. И выяснилось, что решение наше было правильным. Погода приоткрылась только в понедельник. Два дня держался сильнейший туман и Москва не принимала.

Так наяву сбылись сны, над чем мы долго потом смеялись.

А через несколько месяцев на меня обрушилось страшное известие. Кажется, я прилетел из Владимировки и сразу же поехал на работу на «Войковскую»: надо было готовиться к совещанию. И вдруг узнаю, что Саша Щукин погиб при «штопоре» на Су-29, спортивном пилотажном самолёте, на котором он отрабатывал характеристики «штопора». Думаю, Игорь Волк хотел подключить его к полётам на большие углы атаки. И тут произошла трагедия…