Вопрос можно было решить ещё более простым способом: выпустить не только механизацию передней кромки, но и закрылки. То есть выпускай закрылки и лети с ними. Но при этом варианте расходы топлива возрастут, а «носки» будут выпущены всё время. Я же добивался того, чтобы «носки» работали с шасси так же, как в полётной механизации, — то есть эта механизация выпускается при угле больше 8,5 градусов. Как потом показала практика, мы сделали это правильно. Кроме того, мы нашли порядка 20 случаев, когда предложенная схема должна чётко срабатывать.

Часть сотрудников аппарата главного конструктора заявила, что это очень серьёзная и большая доработка, и на неё потребуется не меньше полугода. Но поскольку мы прежде уже работали над этой темой, то буквально за два дня сделали доработку и предложили свой вариант, который закрывал все вопросы. Когда мы показали Белякову и Вальденбергу, что доработки можно сделать буквально за два-три дня, то они поддержали наш вариант. Таким образом, мы устранили эту неприятность и навсегда исключили возможность возникновения подобной ситуации. Военные облетали самолёт на всех режимах и приняли все эти доработки на «ура». Полученный опыт они потом могли спокойно внедрить на другую технику — на МиГ-29М, Су-27 и их модификации.

Подчеркну ещё раз, что роль Белякова в принятии нужных решений была очень велика. Если уж он принял решение, то можно было с уверенностью сказать: так оно и будет. В этом и заключается сила генерального конструктора. Но в то же время он — может быть, уже в силу своего возраста, определённых своих взглядов — решение глобальных стратегических вопросов видел по-своему. Нельзя сказать, что его взгляды были старомодными, объективно они были правильными, но всё-таки несколько отставшими от жизни. Всё большее значение приобретала не только техника сама по себе, но и её сопровождение. Я имею в виду необходимость мощного её лоббирования по всем каналам — а это реклама, обработка общественного мнения, формирование мнения правительственных чиновников и руководителей Министерства обороны. Новое время диктует новые законы. Без такого сопровождения продвижение техники становилось практически невозможным. Даже самая удачная, выигрышная тема без хорошо продуманного и осуществлённого сопровождения обречена на неуспех. Беляков, к сожалению, не смог правильно сориентироваться в новых условиях и правильно оценить необходимость этих новых веяний. Ему не хватало гибкости.

В этом не было его вины, просто время наступило другое, и его стиль руководства перестал отвечать духу времени. Правила игры изменились — неважно, стали они более или менее совершенными, но не считаться с этим было нельзя. Беляков, человек честный и порядочный, просто не смог вписаться в новую, чуждую ему систему.

О Юрии Михайловиче Лужкове я слышал ещё в те годы, когда он был одним из руководителей Агропрома. Потом, когда он стал вице-мэром, а затем и мэром Москвы, о нём стали говорить всё чаще. Но лично с ним мне довелось познакомиться, когда Владимир Алёшин, генеральный директор «Лужников» пригласил меня в футбольный клуб Правительства Москвы, о чём я рассказывал в начале книги.

В первую же нашу встречу Юрий Михайлович произвёл на меня сильное впечатление. Несмотря на свою высокую должность, он ни своим видом, ни поведением не подавлял окружавших его людей. При этом в нём чувствовались уверенность и «железобетонная» стабильность, ощущалась большая физическая сила и крепкое здоровье. Он буквально излучал эдакую российскую удаль, и глядя на него, я подумал, что именно на таких «крутых» мужиках и держалась всегда Россия.

Юрий Михайлович не любит пустой болтовни, сам он всегда говорит лаконично, метко, с юмором, а его замечания разят не в бровь, а в глаз. Помню, меня поразило и то, как быстро и основательно он вникал в сложные проблемы технического характера. Он сразу схватывал главную суть проблемы. И дело не только в его техническом образовании, опыте работы в научно-производственном объединении и даже не в «отехниченности» его мышления, хотя всё это, конечно, имеет большое значение. Самое главное, Лужкова отличают глубина и острота интеллекта, что и позволило ему, как мне кажется, вырасти до руководителя государственного масштаба.

Позднее, лучше узнав Лужкова, я отметил в нём ещё два важных качества — постоянное стремление к совершенствованию и психологическую устойчивость. Причём эти качества проявляются в любом деле, за какое бы Юрий Михайлович ни брался — от политики до спорта, к занятиям которым, как все знают, он относится очень серьёзно.

Возьмём такую далёкую от политики вещь, как футбол. Помню, что когда в 1992 году Лужков только начинал играть, у многих это вызывало улыбку. Да и сегодня многие говорят: конечно, Лужков забивает голы, потому что ему все подыгрывают. Но мы-то, играющие рядом с ним, видим, что с каждым годом он набирает в технике и упорно стремится к совершенствованию своего мастерства.

Между прочим, во многих командах, даже в командах мастеров, игра часто идёт на определённых лидеров. Не скрою, многие из команды Правительства Москвы видят хорошее продолжение комбинации в точном пасе Лужкову. Но не потому, что он Лужков, а потому, что он сильный игрок. Чтобы этот пас завершился успешно, ему надо занять хорошую позицию, освободиться от опекуна, а потом, скажем, пройти по флангу и выдать выгодный пас партнёру. А иногда и точно «выстрелить» по воротам. И как бы ему ни подыгрывали, если он не обладает мастерством, результата не будет.

А у Юрия Михайловича результаты стали улучшаться очень быстро. Впрочем, даже в самом начале его футбольной карьеры, когда он ещё не владел достаточной техникой, его ходы всегда были продуманными. Может быть, пас или удар по воротам у него получались не всегда точными, но сама мысль была оригинальной и неожиданной. Мы с Владимиром Алёшиным всегда поражались этому. В дальнейшем, когда Юрий Михайлович прибавил в технике, его видение поля, осмысленность ходов выделялись на общем фоне. Лужков видит сразу всё поле и чувствует, куда лучше подать пас, каким образом успешнее продолжить комбинацию, предвидит действия товарищей по команде и противника.