Такие же викторины стал проводить Ненароков и среди сельских девчат. Вопросы те же, награды другие: пара чулок из капрона, капроновый шарф, флаконы духов, и обязательно тех, которых у них в сельмаге умри — не достанешь.

Нашлись, конечно, иные. Тоже, как дети, бросились.

Секретарь комсомола Дуся Сорокина чуть ли не плакала от этих затей. Возненавидела люто и батюшку, и его викторины. Собрала она комсомольский актив, явились они к Савельеву. Все в один голос: беда от викторин. Как отучить ребят и девчат от этой заразы?

— Нет, вы не правы, — ответил Савельев. — Викторины — дело хорошее.

Дуся Сорокина даже обиделась.

— Тут клин клином — лучший рецепт, — сказал председатель. — На викторину — свою викторину. Только получше ее составьте. Да побольше вопросов по спорту, кино, а для пользы общего дела — по сельскому хозяйству и биологии.

Составили комсомольцы свою викторину. Председатель из средств колхоза тоже ввел премии: те же пугачи и свистульки, раз так на эти штуки ребята падки. Но главное, для того, кто лучшим окажется в трех викторинах, тому был обещан велосипед.

Вот тут-то и попал председатель в точку. Из-за этого велосипеда мальчишки просто с ума посходили. Засели за книги. А потом отвечали на все вопросы, словно студенты Сельскохозяйственной академии.

Велосипед достался Кольке Маврину, старшему внуку тетки Марьи.

Ненароков был со своими викторинами бит, и своим же оружием.

Правда, кто-то сказал:

— Тут Савельеву повезло. Не додумался батюшка. А если б и он ввел велосипед?

На что Савельев ответил:

— А мы бы ввели автомашину. А мало автомашины — так лайнер «ТУ-104». У нас же колхоз, — говорил председатель. — С нами ль одиночке тягаться?!

С девчатами было проще. Тут премий председатель не устанавливал. Просто собрал он их и отчитал и за духи и за капроны так, что те едва со стыда не сгорели.

Но главный вывод, который сделал Савельев, — надо срочно строить в колхозе клуб.

Клуб в Березках был. И даже имел крышу. Правда, худую. Развалюха эта — некогда дом раскулаченного и сосланного на Соловки (не без участия деда Опенкина) местного мельника Фомы Белова — так и называлась: клуб. Но это одно и то же, что пескаря величать осетром.

Холод зимой здесь стоял, хоть волков трави. В дождь клуб напоминал открытые трибуны стадиона — сиди хоть с зонтом. А так как в Березках зонты были не популярны и клуб все-таки не стадион, то в дождь здесь можно было встретить одних лягушек. И лишь в вёдро, то есть в хорошую погоду, удавалось в клубе сидеть спокойно. Но в вёдро лучше на улице.

В клубе проводили общие колхозные собрания да нет-нет устраивали демонстрацию кинофильмов. Эти демонстрации в колхозе называли «кино». И в прямом и в переносном смысле.

Ленты рвались. Бывало и так, что механики путали киночасти: погибший герой вдруг оживал, спасенные от кораблекрушения вновь оказывались в воде и происходили разные прочие кинотрюки.

— Кино! — выкрикивал дед Опенкин.

А тетка Марья украдкой крестилась, ибо вначале все принимала за истину, не зная, что путали части.

Клуб в Березках заменяла изба Глафиры Носиковой, где устраивались сельские посиделки. За право входа Глафира взымала плату. С парней — по десять копеек, с девчат — по пятаку. Деньги брались под видом расходов на электроэнергию. В избе было тепло. Играл баян. Молодежь танцевала.

Однако после того как Глафира попала в заключение, не стало и этого.

Савельев мечтал о настоящем, хорошем клубе. Теперь, когда дела в колхозе заметно поправились, можно было об этом мечтать реально.

На специальном собрании обсуждали, каким представляется колхозникам клуб.

Нютка Сказкина записывала поступающие предложения.

Неслись голоса:

— Строить, так с паровым отоплением.

— Чтоб было как в городе: в рядах откидные сиденья.

— Пианино надо купить, пианино. Пусть дети музыке учатся.

— Тише! — призвал к порядку Савельев. — Вносить предложения только поднятием рук.

Тут же взлетели руки. Предложения поступали и поступали. И чтобы при клубе был духовой оркестр, и тихая комната для чтения газет и журналов, и зал для занятий по поднятию тяжестей (на этом настаивал дядя Гриша), и даже бассейн, и даже буфет при клубе.

— А в нем мороженое! — выкрикнул дед Опенкин. Ребята тоже принимали участие в этом собрании. Рыжий Лентя стал разглагольствовать про зимний сад и чуть ли не про африканские пальмы, которые, если о том попросить, привезет к ним в Березки их знаменитый капитан-рыбак из своих дальних заморских плаваний. Дед Опенкин и тут не сдержался: