Кабацков А.

Согласно приказу наркома внутренних дел № 00447 от 30 июля 1937 г. главным местом, где следовало искать враждебные существующей власти силы, являлась деревня. Именно здесь, по мнению руководства НКВД, действовали «бывшие кулаки», репрессированные в прошлом «церковники», бывшие участники «антисоветских вооруженных выступлений», члены «антисоветских политических партий», бывшие активные участники «бандитских восстаний», бывшие белые и т. п. Количество осевших в деревне врагов оценивалось в приказе как «значительное» [382] .

Весь количественный материал, упоминаемый в данной главе, был получен в результате анализа электронной базы данных, которая была составлена сотрудниками общества «Мемориал» и любезно предоставлена для исследовательской работы сотрудниками пермского архива ГОПАПО. В базе содержится информация на 7959 репрессированных. Доля сельского населения среди них составляет 25,7 %, или 2049 человек в абсолютных цифрах. Количество репрессированных сельских жителей значительно уступает количеству рабочих и кустарей и лишь ненамного превосходит количество служащих.

Большинство из этих 2049 человек — это рядовые и руководящие работники колхозов и крестьяне-единоличники [383] . Кроме того, в итоговую цифру вошли работники неуставных сельхозартелей, рабочие (например, кузнецы и плотники) [384] , которые имели статус колхозников, наемных сельхозработников, а также люди, чья специальность с трудом включается в одну из перечисленных категорий либо по причине неясной формулировки профессии, либо из-за ее слабой распространенности. Например, охотники, пастухи лесоучастков и железнодорожных разъездов. Также в итоговою цифру мы включили лиц, обозначенных аббревиатурой «БОЗ» (без определенных занятий) и «БОМЖ» (без определенного места жительства). Эти категории репрессированных вошли в наш список, во-первых, потому, что эти люди проживали вне города, во-вторых, потому, что в документах их социальное положение было определено как «крестьяне» («колхозники») [385] .

Анализ биографических данных сельских жителей, арестованных за первые три месяца проведения операции, показывает, что большинство репрессированных являлись членами колхозов. В августе 1937 г. было изъято не менее 523 колхозников, а 185 пострадавших в этот месяц в следственных документах обозначены как крестьяне-единоличники [386] . В сентябре эти показатели составили 199 и 50 человек соответственно. В октябре — 526 и 141. Просмотренные нами архивно-следственные дела также указывают на то, что большинство жертв массовой операции — это работники колхозов.

Национальный состав рассматриваемой группы довольно разнообразен. Обращает на себя внимание высокий процент репрессированных коми-пермяков (22,3 %), татар и башкир. Особенно это заметно на фоне 67,2 % русских. Подобный расклад не полностью соответствовал существовавшему тогда национальному составу населения Прикамья.

Сложно дать однозначный ответ на вопрос о причинах такой диспропорции. Мы полагаем, можно говорить о сочетании нескольких факторов. Во-первых, подозрительность власти по отношению к национальным меньшинствам и, в частности, к восточно-финским народам. Все 1930-е гг. арестам подвергались представители удмуртского, коми, марийского и других финноязычных народов. Причем речь идет не только об арестах интеллигенции, в среде которой могли рождаться крамольные идеи о национальном самоопределении, но и о крестьянах [387] . Вполне допустимо предположение, что была дана устная или даже письменная санкция на репрессии против коренных жителей. По крайней мере, нам известно о подобном приказе по татарскому населению г. Краснокамска [388] . Второй фактор — это исполнительность сотрудников НКВД Коми-Пермяцкого округа и прежде всего руководителя окротдела лейтенанта госбезопасности Беланова, который за быстрое выполнение плана был награжден значком почетного чекиста [389] .

Аресты сельских жителей начались в августе 1937 г. [390] Последний зафиксированный арест произошел в октябре 1938 г. Пик арестов приходится все на тот же август 1937 г. После относительного спада в сентябре количество арестов резко увеличивается в октябре и почти достигает августовского показателя. Затем наступает спад, который продолжается до января 1938 г. В феврале и марте 1938 г. наблюдается незначительный всплеск арестов, не достигающий, впрочем, даже минимальных показателей 1937 г. Всплеск сменяется резким спадом репрессивных действий в апреле-октябре (10 человек). Фактически большая часть из 2049 репрессированных была арестована в первые три месяца проведения операции (1791 человек).