Указанная выше тенденция наблюдается и на уровне районов, в наибольшей степени пострадавших от репрессий (по рассматриваемой категории).

Неравномерность арестов наблюдается и внутри отдельного месяца. Большая часть арестованных в августе 1937 г. (569 человек) была «изъята» в течение трех дней: с 5 по 7 число.

В начале мая 1938 г. Москва утвердила предложение Свердловского обкома ВКП(б) об увеличении лимитов на аресты по первой категории. Областному НКВД разрешалось репрессировать еще 1500 человек [392] . Доступные на сегодня архивные материалы не содержат данных о какой-либо новой волне арестов на территории Прикамья в конце весны или летом 1938 г. Возможно, новые массовые изъятия происходили в других частях области или их вообще не было. Последнее вполне вероятно, если учесть, что 22 мая 1938 г. лишился своего поста начальник УНКВД Свердловской области Д. М. Дмитриев, благодаря которому кулацкая операция на большей части Урала приобрела такие масштабы.

Групповые дела фиксируются в 39 районах Прикамья, где проводились аресты сельских жителей. Не обнаружены такие дела в 7 районах. В некоторых районах число граждан, проходивших по групповым делам, было очень большим. Например, из 125 арестованных в Юрлинском районе Коми-Пермяцкого округа 99 прошли по восьми групповым делам. По всем районам Прикамья по подобным делам прошло 1139 человек.

Наиболее «популярной» статьей, по которой проводили аресты и осуждали обвиняемых, являлась антисоветская агитация — сокращенно АСА (22,3 % и 23,2 % соответственно). Следующей по частоте применения шла статья «контрреволюционное повстанчество» — КРП (12,9 % и 13,8 %). В обоих случаях наблюдается примерное совпадение частоты применения. Обратный пример дает сочетание статей КРП и АСА. Если при аресте подобное обвинение предъявлялось в 9,5 % случаев, то осуждены по этим статьям были лишь 2,3 % из всей рассматриваемой группы.

Как видно из таблицы, большинство арестованных (60,5 %) были приговорены к смертной казни. Если учесть, что еще 38, 4 % арестованных осудили на 10 лет лагерей, то увидим, что подавляющее большинство (98,9 %)репрессированных сельских жителей получили максимальное наказание из предусмотренных приказом № 00447.

Лишь незначительное количество осужденных получили приговоры, не предусмотренные приказом № 00447, — 3, 5 или 8 лет лишения свободы, 3 года гласного надзора. Выносились подобные приговоры, судя по информации электронной базы данных, лишь в конце операции, в октябре-ноябре 1938 г.

Первые осужденные появились уже в августе 1937 г. (3,7 %). Максимальное количество приговоров — 32,7 % (671 человек) падает на сентябрь 1937 г. Как и в случае с арестами, наибольшая их часть приходится на три месяца: сентябрь, октябрь, ноябрь. За это время было осуждено 83,1 % (1704 человека) всей группы.

Приказ начальства о подготовке массовой операции поставил сотрудников райотделов НКВД в затруднительное положение. В достаточно краткие сроки они должны были подвергнуть репрессиям «значительное количество» активно действующих врагов существующей власти [393] . Кроме того, местное начальство в лице главы Свердловского управления НКВД Д. М. Дмитриева требовало искать среди кулаков членов повстанческих организаций. Но где после раскулачивания и других карательных акций [394] было взять требуемое количество врагов? Если бы они существовали в действительности, массовый террор начался бы раньше. В деревне, конечно, были люди, недовольные своей жизнью, ругающие местное начальство и центральную власть, однако, надо полагать, если бы все они были арестованы, колхозы бы обезлюдели.

Чтобы понять, как сотрудники НКВД выходили из положения, обратимся к особенностям ведения следствия в этот период. С формальной точки зрения для начала любого уголовного дела и ареста подозреваемого нужно иметь основание — заявление потерпевших, сообщение о преступлении и т. п. Соответственно, это должен быть документ, датированный числом более ранним, чем время ареста.

Чаще всего наиболее ранняя датировка стоит на показаниях свидетелей, в более редких случаях — на доносах и официальных характеристиках [395] . Именно эти документы и выступали в качестве основания для ареста, однако они не дают нам представления о первоначальном импульсе для «изъятия» того или иного колхозника или единоличника. Остается вопрос — почему вдруг начинаются допросы свидетелей или почему вдруг происходит активизация десятков сельсоветов, которые направляют в НКВД персональные характеристики с компрометирующим материалом.