У самого первого из вошедших, возглавлявшего колонну, правая рука была воздета вверх. В ней торчал горящий факел.

По моему телу разлилась тошнотворная слабость. Ноги стали ватными, и я съехала вдоль стены на пол. Но, даже сидя на полу, была выше любого из этих пигмеев.

Их главарь с горящим факелом подошел ко мне.

Вот та, проговорил он писклявым дискантом, которая отказала нам в ночлеге.

Тут я увидела и хорошо рассмотрела его лицо. Рассмотрев же, завизжала в полный голос от ужаса. Это очень трудно было назвать лицом. На нем полностью отсутствовали глаза и нос. Нижняя челюсть с уродливой толстой оттопыренной губой, выдвинутая вперед, была поднята высоко вверх и лежала на морщинистом лбу лилипута. Таким образом, все лицо представляло собой рот один только рот!

Нынче у нас праздник, захлопала челюсть. Хочешь, мы станцуем перед тобой? Я отрицательно помотала головой. Карлик рассердился. Гневно затопал ногами.

Поезжай сейчас же в Киев к своей матери, пропищал он. Ей осталось жить четыре дня.

С этими словами он шагнул к двери, выходящей во двор. Поток черных низкорослых расплывчатых фигур полился сквозь ту дверь в обратном направлении. Колонна черных лилипутов покинула мой дом…

Когда я слегка отдышалась и опамятовалась, то подхватилась с пола и побежала через двор к соседнему дому. А там принялась молотить кулаками в окно, крича что-то нечленораздельное. И через секунду потеряла сознание.

Соседи вызвали «скорую помощь». Мне сделали укол, я очнулась, однако на вопросы врачей: «Что с вами? Что произошло?» не ответила ничего определенного. Дело тут же запахло бы психбольницей, если бы я честно рассказала врачам все о пережитом мною.

На следующий день ранним утром я отправилась в Киев. Там выяснилось, что моя престарелая мать внезапно тяжко заболела. Как и напророчил карлик с факелом в руке, мамочка скончалась через четыре дня. Разбираясь с вещами, оставшимися после покойной, я внезапно обнаружила среди них… свою скатерть! Ну да, ту самую, которую высокая старуха в белой хламиде забрала с собой, покидая мой дом в Новом Осколе. Ошибиться было невозможно. У скатерти был особый редкий рисунок и имелись особые приметы, в том числе пара характерных пятен от жира. Опознав скатерть, я покрылась холодным потом. Каким, хотелось бы знать, образом она попала в дом моей матери-покойницы?!

Позвольте представиться, я сумасшедшая, с такими словами обратилась ко мне, мило улыбнувшись, очаровательная моложавая женщина, которая назначила встречу по телефону.

Невысокого роста, аккуратно одетая, кареглазая, она стоила передо мной на аллее парка, где мы договорились встретиться, и продолжала иронично улыбаться. Нетрудно было сообразить, что она ждала, как я отреагирую на ее слова, не совсем, мягко говоря, обычные.

Я решил пошутить.

Давно из психушки выпустили? спросил деловито.

А я к психиатрам пока не обращалась, молвила она в ответ не менее деловито, подхватывая предложенный мною тон беседы. Вы первый посторонний человек, которому я надумала рассказать о своих переживаниях. Ведь это вы дали в нашей местной газете объявление о том, что разыскиваете так называемых контактеров с чуждым? Вот я и пришла по вашему объявлению.

Рад познакомиться, проронил я, слегка поклонившись. Вас зовут…

Татьяна Тугалева. Скажу сразу, что не жду никакой помощи от вас. Ибо уверена: никто в мире не сможет помочь мне. Я также не ищу славы. Мне наплевать на то, будете ли вы где бы то ни было публично докладывать о моем случае или же не будете. Меня это не касается. Это ваше личное дело. Тугалева перевела дух. Потом продолжила:

Я пришла на свидание с вами с единственной целью. Мне нужно выговориться. Очень тяжело, знаете ли, одиноко носить в себе ту тяжесть, которая лежит у меня на сердце. Вот и решила я поплакаться вам в жилетку, если не возражаете. Авось полегчает.

Валяйте, разрешил я великодушно. Плачьтесь.

В городе Волгодонске Ростовской области, родном городе Татьяны, стояла в тот день жара. Был конец августа, солнце пекло немилосердно, и я тут же предложил Татьяне продолжить наш разговор под тенистой сенью акации на уютной лавочке, видневшейся в конце аллеи.

Итак, вы сумасшедшая, сухим деловым тоном констатировал я, умащиваясь поудобнее на лавочке, извлекая из кармана блокнот и авторучку.

Так считает мой муж Анатолий.

А вы сами как считаете?

Татьяна наморщила лоб, собираясь с мыслями.

Может быть, то, что происходит со мной, и в самом деле психическое заболевание. Не знаю… Но если это так, то почему всякий раз, когда наваждение накатывает на меня, я остаюсь в ясной памяти и здравом, насколько мне дано судить, рассудке? Я полностью отдаю себе отчет в происходящем и воспринимаю наваливающийся на меня кошмар, как нечто, существующее вне меня полностью независимое от моих мыслей и чувств. «Оно», когда приходит ко мне, живет своей жизнью, а я своей. Такое впечатление, будто изредка наши жизни соударяются, пересекаются, начинают взаимодействовать… Вот тогда-то и начинается кошмар.

Когда «оно» пришло к вам впервые?

В ночь на 9 ноября 1989 года.

Я вознес авторучку над чистой страницей своего путевого блокнота и вопрошающе взглянул на Татьяну.

Что произошло в ту ночь?

Я проснулась с чувством непереносимого, дикого, иррдционального ужаса. Открыв глаза, обнаружила, что пребываю в странном состоянии не ощущаю собственного тела.

Это было похоже на паралич?

Нет. Не так. Парализованные, как я думаю, слышат стук собственного сердца, дышат, двигают зрачками в глазах. А у меня в тот момент не было ни дыхания, ни сердцебиения. Я превратилась… как бы поточнее сформулировать… в одно чистое сознание, что ли. Спустя несколько секунд я услышала мысленно голос моего мужа Анатолия. Он громко зазвучал в сознании. При этом я краем глаза видела, что Анатолий, лежавший рядом со мной на постели, крепко спит, отвернувшись к стене.