Не прошло и двух минут, как она вернулась и снова куда-то его повезла.

Они оказались на свежем воздухе, который приятно холодил его тело.

У него было ощущение, словно он плывет по сверкающему на солнце озеру, и тут раздался скрип тормозов и вой полицейских сирен. Но все это происходило как бы в отдалении. Он сообразил, что находится в машине с плотно закрытыми дверями, потому что вокруг стало совсем темно. Или он просто потерял способность видеть?

И вдруг зажегся свет. Это был самый резкий свет в его жизни — он врывался в забинтованный глаз, как вспышка рыжего пламени. Звук машин исчез, зато он почувствовал запах нефти и услышал звук бьющегося о скалы прибоя. Плечо его словно пылало в огне.

— Ну, доктор Смит, вижу, вы страдаете. — Голос напоминал голос сестры и звучал очень ровно, но Смит не видел, откуда он шел.

— Да, верно. Но кто вы? И что я здесь делаю?

— Вы здесь, чтобы ответить на мои вопросы.

— Я все скажу, — отозвался Смит. — Но зачем вы меня сюда привезли?

— Мне нужна только правда.

— Разве я собирался что-нибудь от вас скрыть, сестра?

— Посмотрим. А теперь скажите, кто по национальности Римо?

— Кто?

— Римо. Ваш агент. Я знаю, Чиун, тот, что постарше, — кореец. Но меня интересует Римо.

— Какой Римо? Какой Чиун?

Боль была внезапной и такой острой, словно тело прижгли каленым железом. Смит закричал:

— Я все скажу! Перестаньте, прошу вас, остановитесь!

— Вы помните Римо и Чиуна?

— Да, я знаю их!

— Отлично. Так кто же Римо по национальности?

— Я не знаю, клянусь вам. Он всего-навсего продает нам в санатории «Фолкрофт» страховые полисы.

Тело снова пронзила боль, и Смит захлебнулся от собственного крика.

— Хорошо, хорошо! Мы часть ЦРУ. Римо, я н Чиун. ЦРУ. Разведывательный центр. Собираем информацию о перевозках, урожаях зерна и...

На этот раз ощущение было такое, словно ему вонзили в грудь напильник.

Он потерял сознание, но вскоре снова увидел над собой яркий свет.

— Хорошо, — продолжал ровный голос. — Начнем все сначала. Теперь я знаю, что ты пытаешься что-то скрыть, и понимаю почему. Но меня интересуете вовсе не вы или ваша организация. Мне не дают покоя Римо и Чиун. Единственное, чего я хочу, — это выжить, но пока они живы, это невозможно. Я мог бы предложить им полноценную замену, возможно, даже лучше. Это я сам. Но взамен вы должны быть посговорчивей.

— Хорошо, только прошу вас, не делайте мне больно!

— Вы увидите, я очень разумное существо, — сказала сестра.

— Мы не можем точно сказать, кто же Римо по национальности. Видите ли, он сирота.

— Сирота?

— Да.

— Что такое сирота?

— Это человек, у которого нет родителей.

— Но ведь ребенок не может родиться сам по себе, не может сам по себе расти. До года он даже не может стоять на ногах?

— Он воспитывался монахинями в приюте.

— А где он научился тому, что умеет?

— В приюте, — солгал Смит.

— Кто же его в приюте учил?

— Монахини.

На этот раз боль длилась дольше.

— Его учитель — Чиун! — завопил Смит. — Тот самый кореец!

— Что еще вы можете сказать о Чиуне?

— Он Мастер Синанджу, — ответил Смит.

— Синанджу? Они учителя?

— Нет.

— Хороший ответ. Так кто же они?

— Наемные убийцы, — ответил Смит. — Синанджу — небольшая деревушка в Корее на границе с Китаем. Это святая святых всех воинских искусств. На протяжении многих веков мастера Синанджу продавали свое мастерство, чтобы поддержать жителей деревни.

— Какое мастерство?

— Они наемные убийцы и оказывают услуги разным властителям: королям, фараонам, царям, диктаторам, президентам, председателям. Всем время от времени требуется их мастерство.

— А могу я воспользоваться услугами Чиуна?

— Не знаю.

— А в нем есть творческий потенциал?

— Не думаю.

— А какой вид искусства ему больше всего по душе?

— У нас в стране существуют так называемые «мыльные оперы». Это истории, которые показывают днем по телевизору. Я так полагаю, что вы не американец, хотя и говорите без акцента, — сказал Смит.

— "Мыльные оперы", говорите?

— Да.

— А в них заложен творческий потенциал?

— Я лично этого не нахожу, — честно признался Смит.

— Но ведь способность к творчеству — отличительная черта вашего биологического вида. Умение создавать что-то из ничего при помощи новых идей.

— В вашей стране, должно быть, тоже существует какой-то замечательный вид искусства, — заметил Смит. — В каждой стране есть какое-то особое искусство.

— Хотите задурить мне мозги?