Но ведь люди на войне не болеют, верно?

Организм просто отторгает всякую заразу, изо дня в день существуя в условиях постоянного стресса?

Ага, не болеют. Именно так.

Они просто умирают от ран. Поскольку те крохотные осколочки стали, что выбила немецкая болванка и что пробили насквозь его плечо, несли на поверхности просто до омерзения много микробов. Которые с превеликим удовольствием принялись размножаться в ослабленном недоеданием и хронической усталостью организме Кирилла… нет, Анатолия Логова. Всего одна доза примитивнейшего пенициллина, с которым пока не знаком организм его аватара, и Кирилл вышел бы из этого состояния за какие-то сутки.

Но пенициллина в спешно эвакуируемом госпитале просто не было. Как и морфина, на который он надеялся недавно. Боль приходилось просто терпеть, делая перед самим собой вид, что ее попросту не существует.

Да и какое все это имело значение, если он все же находил в себе силы держаться и командовать?

Ровным счетом, никакого значения не имело…

Он просто знал, что выдержит, что просто права такого не имеет не выдержать…

Вот и все, собственно…

И вот эти отдельные картинки, «пазлы», коль уж использовать современные аналогии, намертво отпечатались в его памяти…

— …Прорываться будем ночью.

— Как ночью, тащ майор? Но ночью никто не…

— Никто не воюет, лейтенант? А вот в свое время Александр Македонский это успешно опроверг.

Кажется, на самом деле это был вовсе и не Александр Македонский, но какое это сейчас имело значение? Кто оспорит его слова? Вот этот самый младлей с его двумя уцелевшими легкими танками? Не станет он ничего опровергать. Он и без всего этого герой, поскольку вывел эти самые два танка, «шестидесятку» и вовсе уж раритетный Т-26, из окружения. А с ним вышли еще и полсотни бойцов с двумя десятками раненых на руках. Герой? Еще какой герой, хоть сам пока этого не понимает, ощущая себя всецело виноватым — ну как же, не смог, не сумел… Не понимает пока, что против трех Pz-IIIL с их длинноствольной пушкой в пятьдесят миллиметров его «двадцать шестые» и Т-60 — просто подвижные мишени…

— Что с топливом?

— Топлива хватит… на один конец, — шутит кто-то.

— А нам больше и не надо, — невесело усмехается Кирилл, баюкая руку. На несколько секунд зависает пауза, и неловкий шутник быстро старается исправить положение:

— У фашистов заправимся.

— Неверный ответ, боец. Заправимся мы уже у наших, причем так заправимся, чтобы после фрицу всадить по самые его волосатые помидорины!

Смех. Это здорово, что смех…

Блин, качает-то как. Не упасть бы… Ну, топлива и в самом деле должно хватить до конца прорыва. В один конец. А там… Если они останутся живы, а они останутся, просто права такого не имеют, в живых не остаться… И никаких «если»…

Механики самозабвенно ковыряются в танковых внутренностях. Что-то подкручивают, чем-то звенят, многозначительно матерятся, что-то протирают ветошью. Митька — и откуда он запомнил имя этого промасленного с ног до головы паренька — проверяет дюритовую трубку маслопровода. Вроде бы все в порядке, но на всякий случай надо проверить еще раз. К тому же, когда занят делом, ожидание не кажется столь мучительным. Да и жрать не так хочется, поскольку жрать, собственно, и нечего…

— Фильтр промой, — советует плотный усатый водитель соседнего танка своему коллеге, который подошел что-то уточнить.

— Может, поспать? — задумчиво интересуется стрелок-радист; ему никто не отвечает, но он, похоже, и не ждет никакого ответа. Ох, дурной вопрос, могут и морду за подобное намять. Поспать, конечно, не получится, хотя время-то еще есть, но нервное напряжение не даст… И товарищи косо смотрят, ага… нет, на хрен, какое там спать! И почему он не заряжающий или механик-водитель…

Словно в противовес подобным мыслям, откуда-то раздается оглушительный храп. Стало быть, у кого-то с нервами полный порядок. Ну, и слава Богу… Чем крепче нервы сейчас, тем проще будет в прорыве. А уж после… Храпи — не хочу…

Все.

Время.

Двинули.

«И отсюда — до самой Победы».

Откуда взялась эта запавшая в память Кирилла фраза — из какой-то книги о войне, что ли?..

…Черное ночное небо озарено огнем — где-то справа пожар. Земля изрыта воронками и заплывшими окопами прошлых боев, и танки пробираются между ними медленно, боясь застрять…

— Командир! Справа! Что это?!

Темный силуэт прекрасно различим на фоне пожара. Что-что… Немцы это, а конкретнее, знакомая аж до боли самоходка на базе Pz-III. Та самая «Штуга», ага. Пушка 7,5-см, короткоствольная, но от этого не ставшая менее опасной. Она же «артштурм», ежели по отечественной классификации. А ребята-то, похоже, впервые это приземистое угловатое чудо видят…

«Огонь!» — хочет скомандовать Кирилл, но слова почему-то вдруг застревают в горле. Неужели — все? Неужели сейчас будет конец?!

Два залпа сливаются в один. Кто именно выстрелил, Кирилл сообразить не успевает, сознание словно отключается на какое-то мгновение, но самоходка вдруг вспыхивает, а следом — и еще одна, не замеченная им, но взятая на прицел кем-то из товарищей. Испугались ребята или нет, но не растерялся никто. Кроме него, Кирилла. Хорошо еще, что в танке темно и никто не видит его физиономии. Впрочем, а какая должна быть физия, когда температура под сорок?..