Шрифт:
Мне, репортеру, работавшему уже на семи чемпионатах (а это более тридцати лет), ничего не остается как закончить вопросом: придет ли время, когда наша сборная явится на чемпионат во всеоружии своей игры, свободной от вериг недоразумений, неподготовленности, неорганизованности? Вывод, может быть, и печален, но все ее провалы и полууспехи на чемпионатах мира в большей мере предопределяются дома, чем на полях игры.
Но что бы то ни было, чемпионаты мира, эти горные цепи, всегда будут властно тянуть к себе, владеть сердцами, сведя с ними знакомство, уже не мыслишь без них большого футбола.
НОЧЬ В ПОЕЗДЕ
Ни в какой другой город я столько не ездил, как в Киев.
Ни по какому другому городу столько не кружил. Наши командировки весенние, летние: тянули к себе днепровское плавное кудрявое взгорье, длинные набережные с неподвижными, как их поплавки, удильщиками, стадиончик «Динамо», где и без футбола приятно посиживать на дальней скамье в тени старых деревьев. Киевские площади, театры, музеи, редакции, церкви, памятники, скверы, рынки, вареничные, гостиницы, маршруты метро и троллейбусов я не то что припоминаю, я их знаю, как свои московские, знаю так, словно среди них живу.
Июньский солнечный день, открывали памятник расстрелянным оккупантами четырем динамовцам. Строем стояли мальчишки из футбольной школы, старавшиеся быть серьезными, женщина — секретарь горкома разрезала красную ленту. Неподалеку, в бассейне, прыгали в воду, гулко вскрикивали, и тишина вокруг памятника казалась хрупкой, стеклянной. И пока эта тишина была цела, в глазах стояли двое из четверки, те, кого видел: вратарь Николай Трусевич и хавбек Иван Кузьменко — сильные, молодые, на зелени предвоенного московского стадиона «Динамо».
Мне нравилось слоняться во внутреннем дворике республиканского стадиона, мавританском, с колоннадой, слушать степенные, солидные речи до матча и горячечные — после; нравилось, проводив оба автобуса с командами, не спеша выйти на улицу, еще возбужденную, перекрикивающуюся, толкающуюся. Как и дома, в Киеве я обзавелся собственным ритуалом посещения матчей.
.Кроме знакомств необходимых мне, там выпала удача найти надолго душевную близость. Михаил Михайлов, работавший в журнале «Старт», перед футболом благоговел, любил его возвышенно и всепрощающе. Меня он высмотрел при первом появлении на киевском стадионе и отличил без выведывания и приглядывания: для него было достаточно моей причастности к миру футбола. Завязалось сотрудничество: он писал для «Футбола — Хоккея», я для «Старта». Прогулки по Киеву, в которых он был восторженным, неутомимым гидом, вечера в кругу его милой семьи — все это сделало свое дело: мы подружились.
Среди журналистов, пишущих о футболе, немало таких, для кого эта тема единственная, — трудно представить, чтобы они занялись чем-то другим. А есть и такие, кто пришел к футболу, сделав выбор. Михайлов пописывал рассказы, лирические, юмористические, и сообщал мне об этом не без смущения, проверяя, как я отношусь к измене. Для вида я журил его — ему, при его влюбленности в футбол, по-моему, этого даже хотелось. Но в глубине души я знал, что футбольной теме совершенно необходимы люди в ней не запаянные, как в ампуле.
Михайлов изрядно потрудился для киевского футбола: он преподносил его в центральной прессе, помог написать книги известным мастерам Юрию Войнову и Леониду Буряку, знакомил нас со взглядами тренеров Виктора Маслова, Александра Севидова, Валерия Лобановского, для «Футбола—Хоккея» проинтервьюировал, должно быть, всех футболистов, игравших в киевском «Динамо» в чемпионские сезоны. С помощью Михайлова я знал о команде и ее людях, кажется, все, что можно знать.
Перечитав предыдущий абзац, приостановился на словах «потрудился для киевского футбола». Не убрать ли «киевского», не лишнее ли? Заминка вынуждает объясниться.
Журналисты, которые команду города, где живут, видят воочию, на стадионе, раз двадцать в году, а все остальные — по разочку, которые в своих газетах всю жизнь пишут о своей команде, и когда их из Москвы просят «дать материал», то тоже об их команде, такие журналисты тем не менее обидятся, если их назвать «местными». Любому человеку нашей профессии с руки, да и необходимо философствовать о футболе в мировом масштабе. И все-таки у тех, кто породнен с одной командой и душевно и служебно, она — и отправная- точка, и пробный камень, и символ веры. Так заведено от сотворения журналистики. Таков закон спроса. Когда мне заказывали обозрения для газет Киева, Тбилиси, Вильнюса, непременно напоминали: «Надеемся, что о нашей команде вы отзоветесь поподробнее».
Киевских коллег их единственная команда повела за собой далеко, снабдив впечатлениями европейского и мирового значения. Мы, москвичи, числящие себя представителями центральной прессы, в глаза не видели Кубок кубков (а киевляне — дважды), московские игроки в сборной наперечет (а киевских — большинство), нам осенью присылают билеты на чествование призеров (а киевляне то и дело посещают вечера, где славят чемпионов). Уж и не помню, сколько раз ездил на такие торжества в Киев с призом «Крупного счета» или с дипломом «Лучшему игроку года» и выходил на сцену с поздравительной речью.