– Спасибо, что такое действия, совершённые в состоянии «крайней необходимости», я знаю. Жаль только, что вы присваиваете себе исключительное право, принадлежащее только суду.

– Уверяю вас, наша квалификация неизмеримо выше таковой у рядового судьи или прокурорского работника, тем более что в нашем случае АБСОЛЮТНО исключается воздействие «привходящих» факторов как административного, так и финансового планов. Я надеюсь, вы сегодня в этом окончательно убедились…

Говорила Сильвия с такой психологической убедительностью, подкреплённой созданной ею локальной мыслеформой, что Президент, вопреки недавним мыслям, с огромным облегчением решил: единственный достойный выход из логического и нравственного тупика – полностью принять точку зрения собеседницы. Действительно – никаких доводов, оправдывающих собственную непреклонность, нежелание воспринимать объективную реальность как высшую в сравнении с собственными предрассудками и стереотипами, он привести не мог. Даже себе самому. Способов противодействия деятельности «Комитета» он тоже не видел. Следовательно – до поры до времени правильнее всего заняться тактическим маневрированием, удерживая занимаемые позиции и уповая на пресловутую кривую, которая куда-нибудь непременно вывезет.

– В то же время вы всегда можете рассчитывать на нашу поддержку. Любую. – Последнее слово она выделила интонацией. – Обдумайте это, время есть. Помните, как писали классики? Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, приобретёт же он весь мир. А сейчас пойдёмте. За дружеским столом, в непринуждённой обстановке обсудим практические вопросы помощи, которую Империя сможет оказать Российской Федерации в ближайшее время. Эта помощь, в отличие от любой другой (вернее – оказанной кем угодно другим), будет совершенно бескорыстной, квалифицированной и эффективной. Без всяких предварительных и постфактум условий.

– Так разве бывает?

– У кого как. Обращаясь в трудную минуту к родному старшему брату, вы обсуждаете с ним сроки компенсации и сумму, с учётом сложных процентов? Если помните, Россия, даже неся тяжёлые потери, рискуя самим своим существованием, никогда ничего не требовала взамен. Зато нередко получала в ответ чёрную неблагодарность. Болгария, Сербия, арабские страны, Грузия – вы помните, чем обернулся наш альтруизм, сотни тысяч ни за что погубленных солдатских жизней, сотни миллиардов безвозмездной помощи, отнятой у своего полуголодного народа?

– Но всё-таки – старшему? – единственное, что смог спросить Президент.

– Как вам будет угодно считать. Претендуете сами на эту роль – приготовьтесь платить золотом, потом, кровью… Однако примите во внимание, что РФ официально существует около двадцати лет, а Российская Империя, даже если считать только с Ивана Третьего – более пятисот [48] . Однако, если не ошибаюсь, в Новгороде Великом памятник «Тысячелетие России» установлен ещё в девятнадцатом веке…

План переговоров, тщательно отработанный Ляховым и Ферзеном, оказался скомкан. Неправильно они рассчитали эмоциональный настрой своих партнёров, исходя из собственных взглядов и мировоззрения. Сам факт существования второй России (не в фантастических романах, а наяву) оказал на Президента и его команду такое воздействие, что не потребовался ни политико-экономический доклад барона, ни подготовленные Вадимом «тезисы для дискуссии». Привычка к академическим, почти безэмоциональным симпозиумам «пересветов», где обсуждались любые, самые невероятные с точки зрения здравого смысла проблемы, выставила «теоретиков» в достаточно глупом свете. С точки зрения Императора, конечно.

Ему-то можно было слегка ошибиться в психологическом рисунке своего коллеги, никогда не виданном человеке абсолютно иной культуры и воспитания, но никак не штабистам, на то и поставленным, чтобы в любых обстоятельствах предлагать полководцу оптимальные решения без ссылок на то, что «неприятель» повёл себя «неправильно».

Зато каждый из «друзей Президента» нашёл время, чтобы подойти к вывешенным рядом картам одной и другой России и посмотреть статистические таблицы, касающиеся экономики, военно-стратегических ресурсов, демографии и многого другого, касающегося сравнительного положения той и другой державы на «мировой шахматной доске».

Безусловно, эти материалы впечатление произвели. Другое дело, что не на всех то, что изначально подразумевалось аналитиками.

В какой-то момент рядом с этим «уголком наглядной агитации» оказались Ферзен, Секонд, Фёст и Писатель, профессиональная тяга которого к «пришельцам» была неодолима. Да и после своего сольного выступления он предполагал, что имеет право держаться на равных с этими офицерами. Тем более – по приказу Императора Секонд должен был завтра же вручить ему «Золотой значок». Правда, как и когда, оговорено не было. Вот, кстати, и повод, чтобы от этого частного вопроса перейти к более общим.

Писатель не догадывался, что на самом деле представляют собой Секонд и Фёст, вместе и по отдельности, что один из них его соотечественник (если это слово в данной ситуации применимо, может быть, лучше – современник?) и что каждый из них – стрелок гораздо более высокого класса, чем он. Просто потому, что не по шишкам они мастерски стреляли, а по движущимся и отвечающим плотным огнём объектам, и не на двадцать метров, а на двести и дальше.

Но тем не менее взаимная тяга ощущалась. Пусть и по разным причинам.