– А пока давайте «пить и смеяться, как дети». Расхождение во взглядах – отнюдь не повод отказывать себе в радостях жизни… Кстати, судя по выражениям лиц, Президент с Императором сейчас в той же фазе разговора, что и мы, грешные.

Писатель и Журналист выглядели расстроенными, что и неудивительно. Срыв переговоров ставил их в крайне неудобное положение. Если будет наложен мораторий на оформление дипломатических отношений с «другой Россией», неминуем раскол и резкое охлаждение внутри их тесного кружка друзей. Что само по себе заметно ослабит позиции Президента в системе власти. Сейчас, по весьма достоверным данным, полную и нелицемерную лояльность ему сохраняют едва ли десять процентов высших чиновников. Остальные, как это вычислили и Фёст с Сильвией, лояльны «ситуативно» и, значит, при изменении обстановки способны на всё, что угодно, от тихого саботажа до откровенного предательства. Так, как это случилось в окружении Ельцина в девяносто третьем году.

Причём в подобном случае Президенту придётся гораздо труднее. Если бы он захотел и сумел за предыдущие годы реформировать армию, МВД, МГБ и, разумеется, агитационно-пропагандистский аппарат таким образом, чтобы безусловно рассчитывать на них при любом повороте ситуации… А ведь примеров, достойных подражания, в истории имелось предостаточно. Нескольких лет вполне достаточно, чтобы «кнутом и пряником» создать «железную гвардию» профессионалов, своим благосостоянием и положением в обществе обязанную лично «верховному правителю» и проводимому им курсу. Тогда любые экономические и внутриполитические проблемы можно решать, не буксуя в бесконечных согласованиях интересов всевозможных «групп влияния».

Да и международную политику, имея прочный тыл, проводить проще без оглядки на «двойные стандарты». Клаузевиц писал, что «нельзя быть сильным везде». Но уж тем более недопустимо везде быть слабым.

Значит, очень может быть, думал Журналист, что скоро Президенту придётся обращаться к Императору уже не как к равноправному партнёру, а как к «королю в изгнании». С просьбой о вооружённой интервенции или сразу – о политическом убежище.

Случай, конечно, крайний, но отнюдь не невероятный.

Писатель повёл себя более решительно.

– До тех пор пока мне не докажут, что союз между двумя Россиями угрожает коренным интересам народа и государства – я на вашей стороне, – сказал он Фёсту, глядя при этом на Контрразведчика.

– Я – тоже, – развел руками Журналист. – Благо народа на самом деле – высший закон, в отличие от благополучия достаточно случайно сложившейся системы власти.

– Это что – бунт на корабле? – как бы пытаясь свести всё к шутке, весело удивился Контрразведчик. – А ты с кем – со мной или с ними? – это уже к Философу.

– В чём? – тот, демонстрируя профессионализм, тут же ответил вопросом на вопрос. Кто спросил, пусть сам и отвечает мотивированно.

– В поддержке позиции нашего Президента. В чём бы конкретно она в данный момент ни заключалась. Ему, в конце концов, виднее. Не только сиюминутные выгоды, но и более отдалённые последствия…

– Это уже демагогия. Все присутствующие слышали, что Президент полностью поддержал идею продолжения контактов между нашими… мирами. Вот мы этим и займёмся. Какой же тут «бунт на корабле»?

– Он же при этом недвусмысленно дал понять, что эти контакты до определённого времени должны сохраняться в строгой тайне и от нашего населения, и тем более от заграницы, – продолжил Контрразведчик. – Из чего с неизбежностью вытекает – никто, кроме нас, к этой тайне допущен быть не может. С полной ответственностью заявляю – в противном случае о ней менее, чем за неделю, узнают все. И последствия…

– Да никаких последствий, – снова вмешался Фёст. – И цена этой информации будет копейка в базарный день. Вот попросту – как вы себе это представляете? В одной из газет – кстати, какой, как вы думаете, лучше эту сенсацию предложить – «Известиям», «Комсомольской правде», «Секретным материалам», «Завтра»? В одной из этих газет появляется – что? Редакционная статья, передовица Проханова, перехваченная докладная записка Министра ГБ Президенту? Или вот Анатолия попросим, – он указал на Журналиста, – завтра же подготовить репортаж о нашей встрече и, для усиления эффекта, о его личном посещении «другой Москвы». А я вас любым количеством фотографий снабжу. Надеюсь, у вас есть возможность подключить необходимый контингент социологов. Через пару дней будете иметь полную картину реакции общественного мнения… Лично я результат могу предсказать прямо сейчас…

– Да как сказать, – не хотел сдаваться Контрразведчик. – Если материал пустить через пресловутого, не к ночи помянутого Воловича или любого из его команды, то его спонсоры и работодатели вполне могут ухватиться и погнать волну уже в своих массмедиа… Впрочем, ладно, – неожиданно легко отыграл он назад, – похоже, этот раунд в целом остаётся за вами. Не нокаутом, но по очкам. Подождем, чем закончится беседа первых лиц. Извините, мне нужно отлучиться…

Фуршетные столики были расставлены вокруг дома с верандой на достаточном отдалении друг от друга, и каждый мог остановиться там, где вдруг захотелось перекинуться словом и чокнуться рюмочкой с нужным человеком, не опасаясь, что конфиденциальность будет нарушена. Или – побыть наедине с собственными мыслями. Можжевельников и других вечнозелёных растений вокруг было достаточно, чтобы обслуживающий персонал, не раздражая гостей, мог, соблюдая дислокацию, видеть всё и должным образом реагировать на любое, пусть и не высказанное вслух пожелание гостей.

– Терпеть не могу этих фуршетов, – сказал Писатель, когда они вдвоём с Фёстом устроились на удобной скамье перед низким столиком, скрытым от посторонних глаз пышными кустами. – Русскому человеку не пристало есть и пить стоя. Не лошадь же.

Тут же перед ними возник официант с подносом.

– Это ты правильно, – похвалил его Писатель, снимая несколько тарелочек с бутербродами. Фёст впрок запасся рюмками очень неординарного коньяка.

– Давайте за успех нашего безнадёжного предприятия, – предложил он. – Сейчас этот тост можно понимать в абсолютно буквальном смысле…