— Перестаньте! — пробормотал он, вытягивая руку в тщетном желании отпихнуть бабочек.

И тут он увидел, как огромная черная бабочка отделилась от круга, подлетев к нему так близко, что он почувствовал на щеке касание ее крылышек.

Гюс напрягся и затаил дыхание, глядя на нее краем глаза. Через пару мгновений бабочка вернулась в хоровод, и разноцветная тучка с тихим шорохом взмыла вверх, к сиреневому небу.

Придя в себя, Гюс сел, упершись кулаками в землю, и вдруг что-то почувствовал. Что-то двигалось. Копошилось. Шевелилось. Что-то живое! Да когда же это кончится-то?!

— Эй, а поосторожней нельзя? Вы меня сейчас раздавите, позвольте вам сообщить!

Голос шел от земли!

Гюс с воплем одним прыжком оказался на ногах.

— Ну, и поглядите, на что я теперь похож?! — продолжил голос.

У перепуганного Гюса было лишь одно желание: поскорее удрать! Но прежде чем он успел хоть что-то предпринять, его нога зацепилась за вьющийся по земле корень. Не совсем обычный корень. Точнее, совсем не обычный, поскольку его торчащий из земли кончик венчала крошечная головка! В довершение всего неожиданно весь лес ожил, будто до этого момента просто затаил дыхание!

Папоротники шевелились, мох вздымался и опускался, будто дышал. Но Гюс ничего этого не замечал, настолько его поразило то, что он увидел.

Раскачиваясь на кончике длинного корня, крошечная головка возмущенно взирала на юношу. Внезапно она издала свист, и у подножья дерева возникли еще несколько увенчанных головам корней. Тот, которого Гюс придавил, приблизился, и он смог подробно рассмотреть крошечное личико: не совсем человеческое и не совсем звериное; размером с кулак, оно напоминало одновременно маленькую веснушчатую девочку и белку с хитрющими глазками.

Головка, любознательная, но доброжелательная, рассматривала Гюса, потом понюхала его и потянула маленькими зубками за подол рубашки. И вдруг воскликнула пронзительным голоском:

— О-ля-ля! Он будет недоволен!

Остальные головы-корни закачались на кончиках корней, нервно переговариваясь, хотя смысла сказанного Гюс не уловил.

Крошечные глазки устремились к сиреневому небу, следя за приближением какой-то величественной птицы. А потом так же быстро, как появились, корни с головками мгновенно ушли в землю, оставив Гюса в состоянии полного недоумения.

Птица увеличивалась на глазах, и оказалось, что это огромный ворон с черными блестящими крыльями. Усевшись на ветку на уровне головы Гюса, он невежливо фыркнул, брызнув слюной из золотистого клюва. Затем, продолжая ворчать, сложил крылья и укоризненно воззрился на Гюса. Мальчик, растерявшись, дал птице приблизиться настолько, что ворон смог его клюнуть.

А потом птица удивленно попятилась.

— Кто вы? Что вы тут делаете? — суровым тоном прокаркал ворон. Из его клюва вырывался темный парок.

— Э-э-э… Я не знаю… — пробормотал Гюс.

— Вы не знаете, кто вы? — изумился ворон. — Ну, во всяком случае, я точно знаю, кем вы не являетесь!

— Да нет! То есть… Я знаю, кто я такой! Я Гюс Белланже, — ответил мальчик, выбитый из колеи таким приемом. — Но я не знаю, что тут делаю. А вы? Вы знаете?

— Ну, совершенно очевидно, что вас вкартинили! — раздраженно буркнул ворон. — Но вы совсем не тот человек, которого мы ждали!

Ворон вздохнул, снова выпустив в воздух клубок темного пара.

— Хуже не придумаешь… — с отчаянием добавил он.

— Меня вкартинили? — ошарашено переспросил Гюс. — Но что это значит? Что я сделал?

Ворон издал тихий огорченный стон. Его перья приподнялись, с них слетали ледяные капли.

— Вы? Вы ничего не сделали, — с толикой презрения ответила птица. — Это все он! Это его вина!

— Вы о ком?

— Да о том, кого должны были вкартинить, естественно! — сообщил ворон. — Это он виноват в коматозном состоянии Сердцеведа!

— Вкартинить? Сердцевед? — окончательно растерялся Гюс.

Ворон, явно обуреваемый сильными чувствами, отвернулся, словно стараясь скрыть слезы.

— Сердцеведа после ошибочного вкартинивания одолевают Вредоноски, — продолжил он, игнорируя вопрос Гюса. — Все ориентиры утрачены, и Вкартинивание утратило свой глубинный смысл.