– Какое же из этих имен настоящее?

– Первое.

Ректор еще раз перевернул карточку со стороны на сторону. Но даже не стал пытаться угадать, какая из двух сторон первая.

– И как же мне вас называть?

– А мне вас?

– У меня одно имя.

– Вас можно называть официально – господин Ректор. Или чуть менее официально – господин Бей-Брынчалов. Или уважительно – Григорий Константинович. Или по-приятельски – Гришка. Или совсем уже просто – Бей. Или насмешливо…

– Обращайтесь ко мне официально, господин Гиньоль!

– Ну вот видите, как все просто, – улыбнулся гость. – Перейдем к делу?

– Да, конечно…

Ректор вновь посмотрел на визитку Гиньоля. «Решаю любые проблемы». Не слишком ли самоуверенно? Так уж и любые?..

– Мне порекомендовали вас друзья.

– Именно так и узнают обо мне все мои будущие клиенты. – На лице Гиньоля ни тени улыбки. Он серьезен, как грозовая туча, знающая, что она несет тем, кто вышел сегодня из дома без зонта. – Я экономлю на рекламе.

– И что, вы действительно… – Ректор постучал краем золотистой карточки по яблоку-часам. – Действительно можете решить любую проблему?

Снисходительно усмехнувшись, Гиньоль откинулся назад и царственно возложил согнутый локоть на спинку кресла.

– Скорее всего, нет, – изрек он в некой задумчивости. Но тут же оживился. – Я даже уверен, что существуют проблемы, которые я не в силах решить! Наверняка существуют! Но. – Гиньоль стукнул тростью об пол. На паркетном или каменном полу это получилось бы куда более эффектно. А так звук потонул в ковровом ворсе. Однако осталось красивое, можно даже сказать, яркое движение. – Я пока с такими не сталкивался, – закончил Гиньоль.

Ректор, все еще в нерешительности, пожевал толстые, похожие на гусениц, губы.

– Вы можете привести примеры?

– Примеры? – недоумевающе вскинул брови Гиньоль. – Они повсюду!

– Например?

Гиньоль с неодобрением покачал головой. Но все же ответил.

– Прошлогодний финансовый кризис.

– При чем тут это?

– Вам не показалось, что с ним справились на удивление быстро?

– Хотите сказать, что это ваша заслуга?

Гиньоль деликатно отвел взгляд в сторону.

Из складок мантии Ректор извлек толстый, увесистый бумажник из бычьей кожи и аккуратно уложил в него золотистую визитку.

Гиньоль понял, что заполучил нового клиента.

Замечательно!

Теперь лишь оставалось сделать так, чтобы клиент остался доволен. Опыт подсказывал, что довольный клиент – это, по крайней мере, четыре новых клиента. Ну а как сделать клиента довольным, Гиньолю не нужно было объяснять. Он вовсе не ломал комедию. Он действительно решал любые проблемы.

Артур Рингольдович Макдуров, Бургомистр и глава Городского Совета Централя, был вне себя. Бургомистр был возмущен до глубины своей необъятно широкой души. Проще говоря, Бургомистр был в бешенстве.

– Негодяи! Злыдни! Подонки!..

Стоя посреди просторного, из-за пустоты своей кажущегося огромным, как футбольное поле, зала для торжественных приемов, Бургомистр зло глянул по сторонам, ища, что бы схватить, сломать, садануть о стену. Но, как назло, ничего подходящего не было. Разве что только одно из кресел, в которые опускали свои натруженные зады члены Городского Совета, когда им предстояло обсудить и решить важные вопросы, касающиеся городского бюджета, сбора налогов или уклонистов от службы в рядах сил охраны правопорядка. Однако Бургомистр отличался живым умом и умением предвидеть будущее на пару минут вперед. Артур Рингольдович отдавал себе отчет в том, что далеко уже не так молод и совсем не так крепок, как, скажем, лет эдак тридцать, ну, пусть будет двадцать восемь, тому назад, и отчетливо представил, насколько смешно и нелепо будет он выглядеть, ежели, ударив креслом о стену, не сумеет расшибить его в щепки. А кресла между тем были тяжелыми и сколоченными на совесть. Иначе бы и не выдержали членов Городского Совета, славящихся умением сладко поесть и нелюбовью к любого вида упражнениям, будь то умственные или физические. Да что там, он даже поднять это клятое кресло не сможет!

– Остолопы! Дармоеды! Сучье отродье!.. Чтоб вам всю жизнь пустые щи хлебать!..

Бургомистру только и оставалось, что сыпать бранью. Благо в этом он толк понимал. И достиг совершенства в результате упорных, продолжительных тренировок. Вообще-то, спровоцировать его на ругань было не так-то просто. Но раз уж сорвавшись с цепи, Бургомистр не скоро успокаивался.

– Мусорные объедки! Морковные сблевыши! Простагландины!..

Значения последнего слова Бургомистр не знал. Он даже не помнил, где впервые его услышал. Но, едва услышав это удивительное слово, он сразу понял – то, что надо! Крепко, сочно и по сути! Что называется, не в бровь, а точно по сусалам! Хорошего человека простагландином не назовут! Так ведь?

– Растукокоры растабайские! Шваль подзаборная! Ворье позорное!..

Увы, из-за раннего часа запечатлеть всю подлинную красоту и истинную ярость бургомистрова красноречия было некому. Единственными свидетелями дивной в своем неистовстве вспышки гнева Артура Рингольдовича Макдурова оказались шестеро орков-шенгенов, неловко жавшихся в дверях. Однако по причине неудовлетворительного знания языка, на котором изъяснялся Артур Рингольдович, они понимали лишь то, что Бургомистр взбешен и зол. Чертовски зол! Но вот причину его злости они пока что уяснить не могли. Так же, как и не догадывались, во что она может вылиться. Собственно, они готовы были заранее признать себя виноватыми и во всем покаяться. Лишь бы только с работы не выгнали.