В номере, правда, был телефон. Если бы у Римо был друг, он мог хотя бы позвонить тому и послушать его голос. Только голос друга мог бы спасти его от безумия. Но у наемных убийц нет друзей. Одни жертвы. Римо встал. Он обливался потом, дыхание его было тяжелым, он задыхался.

Нужно выйти на улицу — ему не хватало воздуха. Это казалось разумным.

— Что со мной происходит? — выкрикнул в пустоту Римо.

Крик этот гулко отозвался в тишине комнаты. Она властно звала его на улицу. Она хотела, чтобы он поскорее пришел. У Нее тошнотворно-сладкий запах и смертоносное объятие.

Римо с силой ударил кулаком по зеркалу. Его изображение разбилось на тысячи мелких осколков, разлетелось в разных направлениях. С глухим рыданием он сел.

— Успокойся. Соберись с духом. — Эти слова Римо выговаривал спокойно, без нервов, поглаживая руки, пока не улеглась дрожь. Потом включил старенький телевизор.

“В Париже все еще находят жертв последней серии массовых убийств в воздухе — на авиалинии “Эйр Юуроп”, — объявил диктор.

Римо, застонав, прислушался.

“Тела трех видных жителей Денвера найдены утром в парке неподалеку от Нейи, пригорода Парижа. После опознания стали известны их имена: это мистер и миссис Херберт Палмер, а также миссис О.Х. Бейнс, жена президента “Джаст Фолкс”. Как выяснилось, она путешествовала с двумя детьми, Джошуа и Кимберли, чье местонахождение пока не установлено”.

— О, Боже, — простонал Римо.

Ведь именно ему поручили положить конец авиационным убийствам. Именно ему.

Сколько прошло времени с тех пор, как он перестал думать о своей работе, об ответственности перед Родиной? Его затошнило. Теперь он знал, что делать. Ему нужно вернуться к своим обязанностям. И забыть думать о той неведомой силе, которая влечет его к себе. Он протянул руку к телефону и стал набирать секретный код, по которому можно было срочно связаться с Харолдом Смитом.

Его долго не соединяли. Рука так и силилась опустить трубку, но Римо сопротивлялся изо всех сил, зная, что это Она заставляет его так поступить. Она хочет, чтобы он принадлежал только Ей.

Подъезжая к дому, Смит вспомнил о письме, которое собирался написать жене. Оно так не было закончено, как и все остальные письма, которые он писал ей. А ведь другого случая может и не представиться.

Он не был дураком. Звонок президента — последнее предупреждение КЮРЕ. Если Смит в самое ближайшее время не положит конец смертям в воздухе, следующий приказ из Белого Дома потребует немедленного роспуска КЮРЕ. А шансы предпринять что-то серьезное, учитывая, что ни Римо, ни Чиуна нет рядом, почти равнялись нулю. Если у него ничего не получится, это станет концом КЮРЕ и самого Харолда В. Смита.

Нужно проститься с Ирмой.

Вылезая из автомобиля, Смит увидел двух соседей, сидящих в палисаднике, и вдруг осознал, что хотя живет в этом доме с Ирмой уже двадцать лет, он до сих пор не знает, как зовут соседей.

Ирма-то, конечно, всех здесь знает, она очень открытый человек, прямо душа общества. В течение четырнадцати лет ее цветы получали первые призы на ежегодном конкурсе садоводов, пока Ирма не решила, что дельфиниумы не стоят тех трудов, которые она на них затрачивает. А до того времени каждый июнь яркая синяя лента гордо развевалась на двери дома Смитов. Только эта лента свидетельствовала о победе Ирмы, сама она на эту тему не говорила. Смит вдруг подумал, что ни разу не похвалил сад жены, не сказал, как он красив.

Подходя к дому, он увидел через окно, как Ирма снимает фартук и поправляет прическу: как делала всякий раз перед его появлением. Это заставило его улыбнуться, что случалось с ним нечасто. Его пухленькая женишка, чьи волосы с годами приобрели голубовато-серебристый оттенок, всегда встречала его как возлюбленного, приходящего к ней на первое свидание. Если, конечно, бодрствовала. Обычно он являлся домой глубокой ночью, когда жена уже спала крепким сном. Но на столе его всегда ждала тарелка с едой, всякий раз нечто ужасное, густо политое томатным соусом. И никогда никаких сцен, никаких объяснений по поводу задержек. Впрочем, теперешняя работа давала Ирме возможность видеть его чаще, чем в те годы, когда Смит работал в военной разведке, а потом в ЦРУ; тогда от него месяцами не было известий. За вторую мировую войну она видела мужа всего два раза, а пять лет холодной войны — только раз и еще получила две телеграммы по десять слов в каждой.

— Ты как раз подоспел к ужину, — сказала жена, как всегда делая вид, что взволнована встречей.

— Я не голоден. Прошу тебя, сядь.

— О, дорогой... — Ирма села, наморщив вопросительно лоб. — Что, дела очень плохи? Она взяла в руки отложенное вязание.

— Ничего подобного. Воцарилось неловкое молчание.

— Сними куртку, дорогой.

— Мне скоро уходить.

— Срочная работа в офисе?

— Нет. Просто мне придется уехать из города. На неопределенное время.

Миссис Смит кивнула, заставив себя улыбнуться. Она всегда улыбалась. Даже когда Смит в начале войны, через три недели после их свадьбы, уехал в Европу, она не плакала, а улыбалась. Глядя на жену, Смит думал: интересно, как сказать такой женщине, что ты, возможно очень скоро покончишь с собой?

Жена стиснула руки.

— Поступай, как надо, дорогой, — мягко произнесла она.

Смит изучающе смотрел на нее. Ему никогда раньше не приходило в голову, что Ирма, возможно, знает, что он находится на секретной работе и является кем-то большим, чем просто директором санатория “Фолкрофт”. Может, она и знала, нет. Не могла она этого знать. Он никогда не обсуждал с ней свою работу. По сути, как со стыдом признался Смит себе, он вообще с ней ничего не обсуждал. И все же она ухитрялась как-то облегчать ему жизнь. Даже сейчас, понимая, что происходит нечто очень важное, она не задерживала его.