Шрифт:
— Может, мне с «Дзинъя» и начать? — Гэнзо поднял мутные глаза на Гисукэ.
— Как хочешь. Хозяева больше ничего не скажут. Ты попробуй поговорить с официантками, с прислугой. Тамошняя старшая официантка, возможно, кое-что слышала.
— Это у которой подбородок выступает?.. — Очертания губ Гэнзо чуть-чуть изменились, он, кажется, изобразил нечто вроде улыбки. — Больно она разбитная, но я попробую…
— А я завтра, пожалуй, съезжу в Кумотори. В этом городе находится провинциальное управление.
— В командировку, значит?
— Да. Встречусь с руководством провинциального комитета, попытаюсь прозондировать почву. Председатель комитета, депутат парламента Инагаки, сейчас в Токио. Ничего, я побеседую с его заместителем — председателем провинциального собрания Ёситоки Тадокоро, который поддерживает Мияяму. Может быть, ещё с кем-нибудь. Давненько, мол, не виделись, заехал вас поприветствовать, поболтать… Ну и конечно, всё, что услышу, буду мотать на ус.
— Господин директор, они же не поверят, что вы просто так заглянули. Могут насторожиться.
— Такая опасность, конечно, есть. Но надо рискнуть.
— Кажется, неподалёку от Кумотори есть горячие источники?
— Есть. Совсем рядом. Источники Намицу.
— Господин директор, что я хочу сказать… — Гэнзо Дои вдруг понизил голос, словно опасаясь, что за фусума кто-то подслушивает. — Если вы один поедете в Кумотори, это будет выглядеть очень подозрительно. Они, ну, эти из провинциального комитета, сразу прознают и насторожатся ещё до встречи с вами. Там ведь всё руководство дружки-приятели Мияямы?
— Почти все, включая Тадокоро.
— Вот видите! Вряд ли вам удастся что-нибудь выведать.
— Всё может быть. Главное, у меня в Кумотори нет никаких дел. Наше сакэ «Дзюсэн» там не очень популярно. Там вотчина сакэ «Фуку-но-инэ», что производится на севере провинции.
— Вот я и говорю… А вы не связывайте поездку с коммерцией. Может же человек поехать отдохнуть, развлечься…
С женщиной, например. Устройте праздник, ну, банкет, что ли, и Тадокоро пригласите. Нормально будет выглядеть: мол, человек воспитанный, вежливый и ведёт себя вежливо. Никто ничего не заподозрит.
— С женщиной… Это, пожалуй, мысль, но… — Гисукэ чуть запнулся. — Понимаешь, Гэнзо, нет у меня таких склонностей…
— Ну и что? Ведь ради политических целей. Попробуйте…
— Да ты меня не подбивай! И женщины подходящей нет у меня на примете.
— А если О-Маса из «Дзинъя»?
— О-Маса?
— Ну да! Я заметил, господин директор, она с вами очень даже ласково держится. Думаю, если вы её пригласите на горячие источники, она с радостью согласится. Говорят, женщины из таких заведений с лёгкостью принимают подобные предложения.
На лице Гисукэ Канэзаки отразилась целая гамма чувств: растерянность на какое-то мгновение сменилась мечтательным выражением, но оно тут же уступило место разочарованию — словно перед ним мелькнула какая-то диковинная птица, которую он не смог поймать.
— Нет! — резко сказал он и покачал головой. — О-Маса не подходит. Бывший муж держит её под наблюдением, а за ним стоит оябун. Да я тебе рассказывал. Опасно с ней затеваться.
— Разошлись же они. Чего же надо этому якудза [10] ?
10
Член банды, шайки. Иногда так называют японских мафиози.
— Кто его знает… Во всяком случае говорят, что он никого к ней не подпускает… Помнишь, вчера в «Крауне» к нашему столику подошёл Киндзи Коянаги, оябун «Врат дракона»?
— Да, вы меня с ним познакомили. Смуглый такой, невысокий, но, видать, здоровенный. А что? Держался он очень учтиво. Не похож вроде на главаря якудза.
— А якудза всегда так держатся. Вежливость, учтивость входят в их кодекс. Но не надо обманываться: так они демонстрируют свою силу. Кстати, вчера была и прямая демонстрация. Ты тогда исчез… Да-а, Коянаги мужик здоровенный. Третий дан по каратэ. Он дал мне пощупать свои бицепсы. Сталь, честное слово! Если бы ты не ушёл, он бы и тебе дал потрогать… Между прочим, куда ты подевался?
Гисукэ Канэзаки наконец задал вопрос, который у него с самого начала вертелся на языке.
— Да я пошёл домой. По дороге встретил знакомого, он затащил меня к себе. Давай, говорит, выпьем. Ну а я не очень-то могу… Опьянел я в общем…
Гисукэ не очень-то ему поверил, но придираться и выяснять не стал. В конце концов, частная жизнь Гэнзо Дои его не касается. Вокруг кабаре всегда порхают ночные бабочки. Можно сказать, что публичные дома, располагавшиеся когда-то на соседних улицах, уже возродились.