— И сторонники Мияямы могут встревожиться, раз я хожу да спрашиваю. Все ведь знают, что я в вашей газете работаю.

— И то верно… — Канэзаки, задумавшись, замедлил шаг.

— Лучше всего будет, если вы, господин директор, как всегда, укажете, с кем мне поговорить.

— Кабы знать — с кем… А главное, руки у меня пока что связаны. Сам понимаешь, мне соваться с такими вопросами нельзя. Я уверен, замысел принадлежит Мияяме, но один он ничего не сделает. Небось шурует за кулисами вовсю. Руководители провинциального комитета на его стороне, это уж точно. Влез в доверие к депутату парламента Инагаки и председателю провинциального собрания Тадокоро и так ведь, хитрая бестия, повернул дело, что теперь держит их на коротком поводке. Не знаю, что бы я с ним сделал!

Тяжело ступая, Гэнзо Дои спросил:

— Как вы думаете, мэру это известно?

— Мэру? Вполне возможно. Хамада ведь пешка в руках Мияямы. Так что тот мог посвятить его в свои планы. Если бы мэр был человеком с характером, мог бы встать на дыбы, Но он и не пикнет, ещё станет помогать Мияяме подготовить почву для будущего избрания.

— А если поговорить прямо с ним, с мэром?.. Думаете, он ничего не расскажет?

— И не пытайся! Только поставишь себя в дурацкое положение.

— А с его помощником?

— А этот вообще ничего не знает и не соображает.

— Может быть, сделать так… — лишённым всякого выражения голосом продолжал Дои. — Я встречусь с Хамадой для статьи «Беседа с мэром». Поговорю о том о сём, спрошу, какое у него хобби и вообще… А между делом скажу: мы, мол, радуемся, что он останется на третий срок.

— Это, конечно, можно. Такие беседы с разными деятелями порой публикуются и в провинциальных и в центральных газетах. Только вряд ли ты из него что-нибудь выудишь. Не дурак же он в конце концов, чтобы так всё и выложить.

— Если вопросы по-умному поставить, может быть, что-нибудь и прояснится. Я ему скажу, что он в городе очень популярен. Граждане, которых у нас триста тысяч, все хотят, чтобы он вновь выставил свою кандидатуру. И я, значит, собираюсь опубликовать статью, где будет написано, что мэр дал ясно понять, что согласно решению партии «Кэнъю» он намерен вновь выставить свою кандидатуру на предстоящих выборах. Попрошу его сказать что-нибудь для наших горожан. Если он заколеблется, растеряется, значит, ваш прогноз господин директор, правильный. А если сохранит спокойствие и что-нибудь скажет для, будущих избирателей, значит, вы ошибаетесь и слухи неверны. Говорят, Хамада-сан — человек порядочный. Я по его лицу угадаю, врёт или не врёт.

Гисукэ Канэзаки вдруг хлопнул Гэнзо Дои по плечу:

— А ты молодец! И откуда только у тебя такое типично репортёрское чутьё?

— Не такое уж оно хорошее, — буркнул Дои.

— Не скромничай! Отлично придумал. Мне и в голову не пришло. Я думаю, так мы и сделаем, — Гисукэ пришёл в возбуждение и невольно повысил голос. При общении с Гэнзо Дои его темперамент то и дело прорывался наружу, словно в противовес невозмутимости собеседника.

Они миновали уже пять перекрёстков, а улочка оставалась всё такой же тёмной. Свет в домах не горел, все давно спали. По дороге попалось несколько буддийских храмов, но в этот поздний час там никого не было. Мелькнул запоздалый прохожий и растаял во тьме.

— Гэнзо, сходи-ка ты послезавтра к мэру.

— Он же через три дня уезжает в Токио. Послезавтра ему будет не до меня.

— Ах да! Совсем забыл. Мэр говорил, что должен побывать в Министерстве самоуправления и в Министерстве строительства… Чудно получается: я депутат городского собрания, а знаю меньше твоего о том, что происходит в городе.

— Ну, я ведь каждый день хожу в мэрию, смотрю доску объявлений. Вот и узнаю обо всех мероприятиях.

— Да, ты уже стал вполне самостоятельным.

— Что вы, господин директор! Если я что-нибудь и делаю, то только благодаря вашей выучке. Раньше совсем ничего не соображал, а теперь кое-что проясняется. Хоть смутно, но всё же… Мне ещё учиться и учиться… — лишённым интонации голосом сказал Дои.

Вот этим и хороши люди средних лет по сравнению с молодыми. Молодой от любой похвалы готов задрать нос, а похвалишь его несколько раз — начнёт вести себя самоуверенно до омерзения. А человек средних лет, которого жизнь уже кое-чему научила, умеет взвешивать свои слова и поступки. Так сказать, спешит медленно. Совсем ещё недавно неповоротливый, медлительный в движениях Гэнзо производил впечатление безнадёжного тугодума. На деле оказалось не так: мозги у него раскрутились и сейчас совсем неплохо работают, а его неуклюжесть и медлительность стали даже нравиться Гисукэ.

Гэнзо Дои придумал хорошую штуку — побеседовать с мэром и понаблюдать за его реакцией. Хамада, конечно, бюрократ и человек серенький, заурядный, но порядочность в нём есть. Да и схитрить он не сумеет — если не словами, то выражением лица выдаст истину. И тогда надо будет хорошенько подумать, как выведать истинные намерения сторонников Мияямы… Приняв такое решение, Гисукэ вдруг почувствовал, что тёмная пустая улица ему надоела, и свернул туда, где ярко горели фонари.

В квартале, соседствовавшем с главной улицей, находились бары, рестораны, закусочные, где подавали суси [7] . Когда-то в этом районе было много публичных домов. Улица выглядела празднично. Сияли фонари, мерцали неоновые вывески. Навстречу то и дело попадались прохожие. Прошла группа подвыпивших, обнимавших друг друга за плечи парней; у солидного, со вкусом оформленного заведения несколько кельнерш провожали клиента, усаживая его в машину.