– И у меня пропали! Чертовы деньги, куда они девались? – закричал второй стражник, с диким видом оглядываясь по сторонам.

– А у меня в кошеле лягушка!

– Кто налил мне воды за пазуху? Куда девались мои денежки?

Стражники с ошалелым видом переглядывались. Ничего не понимая, отряхивались, как мокрые собаки.

– А девчонка, похоже, тем временем дала деру, – негромко сказал один из стражников, самый старший.

Все с испугом посмотрели на него.

– Я ничего не видел, – запинаясь, сказал долговязый стражник. – Я сторожил дверь, дверь я сторожил. Никто не вышел, это точно.

– И я сторожил дверь. Велено было сторожить, вот я и сторожил, – подхватил второй.

– Чего там! Дверь заперта. Как было приказано. Вон и ключ торчит. Никто в дверь не выходил, – загалдели стражники. – Ничего не видели, не знаем. Наше дело такое – сторожить. Мы и сторожили! Как было велено.

И только маленький мальчик-паж, спрятавшись за колонной, широко открытыми, светлыми от изумления глазами смотрел на распахнутое окно там, наверху, в комнате Астрель.

Астрель тем временем, невидимая в сумерках, бежала по улицам города.

Скорей к опушке Оленьего леса! Теперь дикая чаща уже не пугала ее. Там, на опушке, ее ждет Гвен. Он уведет ее в дом, который он для нее построил. Там их никто не разыщет. А потом они уйдут далеко-далеко. Больше она никогда не увидит королевский дворец, злых и наглых принцев Игни и Трагни.

– Прощай! – звонко крикнула она, пробегая через мост Зевнивовесьрот.

Человек в сером вздрогнул, вскочил, озираясь как со сна, выронив тяжелый кошель. Он выскользнул из его рук и, булькнув, ушел под воду.

– Прощайте! – шепнула Астрель, пробегая мимо низких домов, придавленных высокими черепичными крышами.

Вдали показалась башня Ренгиста Беспамятного, уходящая в вечернее небо неровными осыпающимися зубцами.

– Прощай, отец… – Сердце Астрель сжалось от глубокой печали и нежности. – Спасибо тебе. Я никогда не забуду тебя, хотя ты уже не помнишь обо мне…

Вот и опушка Оленьего леса.

Астрель остановилась, тревожно огляделась. Темные неподвижные ели. Могучий дуб, ствол его до корней расщеплен не то молнией, не то глубокой старостью. Тишина. Глянешь вглубь между деревьев, там уже шевелится темнота.

«Где же Гвен? – Астрель напрягла слух: не послышатся ли шаги, не хрустнет ли где ветка. – Гвен не мог меня обмануть. Он сейчас придет. Он уже близко. Вот раздвинутся ветки орешника и…»

Но все было тихо и пустынно. Неподвижно стояли деревья, окутанные зеленой мглой. Гвена не было.

– Что-то случилось, – с отчаянием прошептала Астрель. – Гвен…

Глава XV

Дом Гвена

И главное:

заклятие, наложенное на топор

Да, предчувствие не обмануло Астрель. А случилось вот что.

Если вы помните, друзья мои, Каргор превратился в ворона и вылетел из окна башни.

Светило солнце, заливая теплым золотом верхушки деревьев. Лучи солнца пробирались сквозь густую листву, и тогда клочок зеленого мха вдруг вспыхивал живым изумрудом, а капли смолы, сбегавшие по стволам, вытягивались как бесценное ожерелье.

Каргор, редко взмахивая крыльями, летел над лесом. Он пристально вглядывался в просветы между деревьями.

Иногда он видел удлиненное движением гибкое тело белки. Малые пичужки, кто побеспечней, в ужасе, суетливо бились в листве, стараясь поскорее укрыться в своих домиках.

– А… вот что я ищу!

На небольшой круглой поляне, поросшей ровной бархатистой травой, стоял высокий дом, срубленный из медово-желтых бревен. Затейливые карнизы украшали окна. На дверях – резной узор из листьев. На ставнях вырезаны лесные цветы: фиалки и ландыши.

Каргор сложил крылья и опустился на зеленую траву поляны.

Как трудно ему теперь превращаться в человека, с каждым разом все труднее! Он ненавидит это тело. Ребра, словно тугие обручи, мешают дышать…

Каргор собрал все силы. Мгновение пустоты, чувство, что тебя нет… О, как это тяжко!

И вот Каргор, глубоко вздохнув, расправил плечи. Длинный плащ черным кругом упал на траву. По давней привычке Каргор оглядел свои руки, холеные, с зеленовато-гладкой кожей. Перстень с черным камнем и магическими знаками.

Дверь дома широко распахнулась, и на пороге появился Гвен, усталый, с топором в руках. Влажные от пота волосы прилипли ко лбу. Он улыбался. Это была невольно возникающая улыбка счастья.