Ллойд-Джонс Мартин
Шрифт:
В подтверждение этой мысли позвольте рассказать один случай, происшедший со мной, как ни странно, опять в том же Оксфордском университете. В 1941 году меня пригласили проповедовать в университетской миссии. Мне предстояло читать проповедь в воскресенье вечером на первом ее служении. Я должен был подняться на кафедру, за которой когда-то стоял Джон Генри Ньюман, а позднее — кардинал Ньюман. Это было в церкви Св. Марии, где он проповедовал еще будучи англиканином. Конечно же, основную массу аудитории составляли студенты. Я проповедовал им так, как проповедовал бы в любом другом месте. В самом начале я объявил, что, если у кого-то из присутствующих возникнут вопросы, они смогут задать их после окончания служения, но для этого надо будет перейти в другое здание. Итак, после служения мы с викарием проследовали туда, ожидая встретить всего нескольких человек, но, к своему удивлению, обнаружили, что комната битком набита. Викарий спросил, есть ли вопросы. Тут же в первом ряду встал один представительный молодой человек. Позднее я узнал, что он изучал право и был одним из лидеров знаменитого дискуссионного клуба Оксфордского университета, в котором учились ораторскому искусству и ведению дебатов будущие государственные деятели, судьи, адвокаты и епископы. Даже костюм и поза молодого человека говорили о его положении. Он встал, сказал, что у него есть вопрос, и затем сформулировал его с типичной для члена дискуссионного клуба утонченностью и изысканностью. Отпустив несколько комплиментов в адрес проповедника, он заявил, что в целом проповедь ему очень понравилась, но один вопрос вызвал у него недоумение и поставил его в затруднительное положение. Он действительно не мог себе представить, что эта проповедь, которую он с удовольствием прослушал и нашел хорошо построенной и изложенной, может быть с таким же успехом прочитана рабочим фермы или кому-то еще. Высказав все это, он сразу же сел. Вся компания так и покатилась со смеху. Председатель повернулся ко мне в ожидании ответа. Я встал и ответил, как и подобает отвечать в таких случаях. «Ваш вопрос показался мне очень интересным, — сказал я, — но мне не понятна причина вашего недоумения. Несмотря на опасность прослыть еретиком, я все же должен признаться, что до настоящего момента я считал старшекурсников, и тем более выпускников Оксфордского университета, такими же несчастными грешниками, как всех остальных людей, и всегда полагал, что их нужды ничем не отличаются от нужд рабочих и крестьян. Поэтому я и проповедовал именно таким образом!» Это вновь вызвало громкий смех и даже аплодисменты, но самое главное, что присутствующие в зале правильно оценили мои слова и с того момента слушали меня с большим вниманием. После этого инцидента меня пригласили в студенческий клуб Оксфорда на дискуссию со знаменитым доктором Джодом, о чем я уже говорил раньше. Нет большего заблуждения, чем полагать, что Евангелие нужно лишь избранным. Это представление полностью противоречит ясному учению Священного Писания и тому, о чем мы читаем в биографиях известных проповедников, таких, как Уайтфилд, Сперджен, а также в трудах евангелистов, таких, как, например, Д. Л. Муди. Они никогда не признавали этих ложных границ и несли Благую весть о спасении всем людям, независимо от их интеллектуального, социального и культурного уровня.
Третий момент заключается в том, что современные взгляды такого рода на самом деле основаны на неправильном понимании Писаний. Я считаю это самым важным моментом. Согласно этим взглядам, препятствия, мешающие современному человеку поверить в Евангелие, практически сводятся к языковой и терминологической проблеме, которую сегодня высокопарно называют «коммуникативным барьером»!
Сразу отмечу, что вполне разумно искать самый хороший перевод. Не следует быть обскурантами в таких вопросах. Давайте брать лучшее из того, что переводчики могут нам предложить. Но это вовсе не означает, что, излагая Евангелие современным людям, нужно по отношению к Богу употреблять только современные местоимения. (В английской Библии короля Иакова употребляются устаревшие формы местоимений, например «Тпее» или «Thou» вместо «You». — Прим. пер.). Итак, данное утверждение основано на предположении, что причиной неверия людей, отвержения ими Евангелия и нежелания молиться является архаичный язык Библии короля Иакова. Если же ее изложить на современном языке, то ситуация якобы изменится и люди смогут поверить в Бога и принять Евангелие. Простым ответом на это служит тот факт, что люди всегда считали библейский язык сложным для понимания. На утверждение о том, что в наш постхристианский век они не могут понять таких терминов, как «оправдание», «освящение», «прославление» можно ответить вопросом: а может ли неверующий человек вообще понять библейский язык? Ответ будет категоричным: никогда! Эти особые термины присущи исключительно Евангелию, и наша задача как проповедников состоит в том, чтобы показать неповторимость Писания. Мы должны подчеркнуть, что речь идет о чем-то уникальном и исключительно важном. Нам нужно научить людей чувствовать это и убедить их в этом. Наша обязанность — объяснить им значение данных терминов. Не они решают, что и как нужно проповедовать. У нас есть Откровение, Благая весть, и наша задача — добиться, чтобы люди это поняли. Это великий принцип, на котором основывалась деятельность протестантских реформаторов. Вот почему они издавали свои новые переводы. Они стремились сделать свои проповеди понятными для всех. Есть разница между неспособностью человека понять латынь и неспособностью понять термины, касающиеся спасения, такие, как, например, «оправдание». Без сомнения, Библия и проповеди должны преподноситься людям на их родном языке, но это не имеет отношения к специальной евангельской терминологии. Объяснить ее — особая задача проповедника. Нам не следует ожидать, что люди сразу и без труда поймут все термины. Цель проповеди и заключается в том, чтобы обеспечить это понимание. «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием, и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (1 Кор. 2:14). Мы должны прислушаться к тому, что сказал профессор Бурлей в своих лекциях, посвященных философии Августина Блаженного и особенно трактату «Град Божий». Цитируя Августина, он говорит:
«Если бы Моисей был жив, я бы не отходил от него, расспрашивая и умоляя его истолковать мне события, свидетелем которых он был. Я бы приклонил свои тленные уши к звукам, льющимся из его уст. Но если бы он говорил на древнееврейском языке, то его слова никогда бы не достигли моего разума. И даже если бы он говорил на латыни, я не смог бы их понять».
Далее профессор Бурлей продолжает:
«В своем труде „Dе Magistro" Августин Блаженный проанализировал сложный процесс передачи истины. Помимо физического, включающего в себя речь и ее восприятие органами слуха, он предполагает духовное действие. Сказанные или написанные слова служат всего лишь механическим средством. Они способствуют пониманию, но не вызывают его. Они — всего лишь знаки, данные для обозначения истины. Разум воспринимает ее благодаря духовному Учителю, Христу, Который Сам является Истиной, говорящей в духовные уши».
Многие из тех, кто заявляют, что теоретически согласны с этой истиной, в практической жизни, похоже, совершенно забывают о ней.
А теперь коснемся другого ошибочного утверждения, согласно которому проповедник, прежде чем проповедовать, должен досконально изучить условия жизни людей. Если, к примеру, ему предстоит проповедовать рабочим завода, то он должен сам поработать на заводе какое-то время. Я считаю это утверждение совершенно бессмысленным, потому что, исходя из него, процесс обучения никогда не заканчивается. Следуя этой логике, вам нужно шесть месяцев провести в пивных, барах и т.п. для того, чтобы проповедовать пьяницам. И вообще, вам придется освоить всевозможные профессии и ремесла, поработать по полгода в каждой отрасли, и только после этого вы будете готовы проповедовать. Я бы сказал, что вся эта идея абсолютно нелепа, так как она исключает возможность проповедования смешанной аудитории. Если придерживаться ее, то придется организовывать служение специально для простых людей, потом для интеллектуалов, а потом, по всей видимости, для тех, кто занимает промежуточное положение. По мнению сторонников этой идеи, логично было бы проводить служения для людей разных возрастов и профессий, для рабочих, для специалистов и так до бесконечности. Но в результате таких разделений нарушилось бы единство поместной церкви. Общее собрание стало бы невозможным, проповедник разрывался бы между разными категориями прихожан и никогда бы не видел результатов своего труда. В любом случае, этот подход полностью противоречит великому фундаментальному принципу Нового Завета, провозглашающему единство христиан: «Нет уже Иудея, ни язычника, ни варвара, ни Скифа; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского». Добавлю также: нет ни интеллектуала, ни мыслящего просто, ни рабочего, ни специалиста, ни кого-либо еще. Мы все едины во грехе, в своей немощи, в безнадежности, все одинаково нуждаемся в Господе Иисусе Христе и Его великом спасении.
Позвольте мне пояснить свою мысль. Так как на первом этапе своей взрослой жизни я занимался медициной, терапевтической практикой, мне часто приходилось сравнивать работу врача с работой проповедника. Конечно же, между ними много сходства, но есть одно существенное отличие. Какие действия предпринимает врач? В первую очередь он просит больного рассказать, что его беспокоит, описать симптомы — где болит, давно ли болит, с чего начались боли, менялось ли его состояние и т.д. Все это должно быть изложено до мельчайших подробностей. Врач внимательно изучает историю болезни и затем просит больного рассказать, чем он болел в детстве. После этого он интересуется, чем болели члены его семьи, так как это может помочь поставить правильный диагноз. Существуют наследственные и семейные болезни, а также наследственная предрасположенность к тому или иному заболеванию, поэтому такая информация может быть очень важной. И только выяснив все это, врач приступает к непосредственному обследованию. Он не может обойтись без подробных сведений о своем пациенте, и именно это, на мой взгляд, отличает его труд от труда проповедника. Проповеднику не нужно вникать в подробности личной жизни членов поместной церкви. Кстати, этот вопрос касается также проведения евангелизационных собраний, на которых люди свидетельствуют о том, как они пришли к Богу. Некоторые христиане придают этому методу большое значение и утверждают, что свидетельство человека, принявшего Христа и освободившегося от грехов и пороков, помогает неверующим людям обратиться. Однако проповеднику, повторяю, не обязательно вникать в детали. Почему? Потому что ему известна причина духовного заболевания людей, пришедших послушать его. Они все до одного страдают от болезни под называнием «грех». Симптомы больных могут быть абсолютно разными, но задача проповедника — не устранять симптомы, а лечить болезнь. Поэтому ему не следует заострять внимание на какой-то одной форме проявления греха.
Не менее важные вопросы поднимаются и после служения, когда проповедник беседует с людьми в молитвенной комнате. Как правило, они хотят поговорить о каком-то своем конкретном грехе, полагая, что, если им удастся избавиться от него, у них все будет в порядке. Проповедник должен показать им, что, избавившись от одного греха, они не перестанут нуждаться в помощи и что спасение ставит своей целью не решение отдельных проблем, а полное изменение взаимоотношений человека с Богом.
Таким образом, проповеднику не нужно знать подробные сведения о людях, потому что ему известна их общая нужда. И важнейшая задача проповедования состоит в том, чтобы привести всех слушателей к этому осознанию. Проповедник должен показать самодовольному фарисею, что он находится в бедственном положении, что его нужда так же велика, как и нужда мытаря, если не больше. Он должен показать большому интеллектуалу, выставляющему напоказ свою эрудицию, что он виновен в гордыне — в величайшем и более тяжком грехе, чем многие грехи плоти. Он должен подвергнуть порицанию гордость человека, полагающегося на себя, на свои знания и образованность. Ему следует в своей проповеди показать истинное положение этого человека, приходящего на служение скорее в качества контролера или судьи, нежели грешника. Ему нужно помочь осознать свою вину и острую нужду. Итак, проповеднику нет необходимости тщательно изучать различные классы и прослойки общества. Ему известна и проблема рабочего и проблема специалиста, потому что она у всех одинаковая. Кто-то может пьянеть от пива, кто-то — от вина, но суть в том, что и те и другие становятся пьяными. Один может грешить в лохмотьях, другой — в вечернем платье, но они оба — грешники. «Все согрешили и лишены славы Божией». «Нет праведного ни одного». «Весь мир виновен пред Богом».
Современный подход, о котором мы ведем речь, основывается на совершенно неправильном понимании. Более того, он является следствием извращенной теологии. В его основе лежит неспособность понять истинную природу греха, нежелание признать тот факт, что подробно останавливаться на каких-то отдельных его формах и проявлениях — значит впустую тратить время. Многовековая история Церкви подтверждает эту точку зрения. Кроме того, необходимо отметить, что через проповедь Евангелия действует Дух Святой, способствуя разрешению конкретных проблем. Люди начинают осознавать свою главную, общую нужду. Они обращаются к Богу, духовно возрождаются и присоединяются к одной и той же Церкви. Если этого не происходит, то можно сделать вывод, что они не возрождены духовно. Чувство интеллектуального превосходства мешает некоторым из них собираться вместе с другими верующими. Это свидетельствует о полном отсутствии у них смирения. Особенность Церкви заключается в том, что в ней собраны представители всех классов и сословий, всех рас и национальностей. И так как все они живут в одном мире, они способны участвовать в совместном служении и слушать одну и ту же проповедь.
Такова общая ситуация. Но я сразу предвижу вопрос: «А как тогда понимать отрывок 1 Коринфянам 9:19–23»? Павел так пишет о своем служении:
«Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтоб быть соучастником его».