Шрифт:
В противоположность Астахову Веретьев — человек целостный, живущий в ускоренном темпе напряженной жизнью. Чтобы не внести поэтизацию в его образ, Тургенев сделал его бездомным. Но Веретьев жив, люб и дорог для него. Автор влюблен и в Марью Павловну и в Веретьева.
«Муму» одно из лучших произведений Тургенева. Глухонемой Герасим, его внутренний мир, любовь к собаке и то, что он сделался ее палачом, все это — типично русское. «Муму» мог создать только русский человек, потому что только для русского отношение к собаке могло стать трагичным. [По видимости] это новая тема, но по существу Тургенев здесь остался самим собой. Исключением является лишь тенденция к сентиментализму, так как иначе нельзя подойти к трагедии между человеком и собакой{101}. Но эта тенденция довольно слабо выражена. Герасим — это прообраз Веретьева, Инсарова и Базарова. Пусть он глухонемой, но он цельный человек, сделанный из одного куска, способный на глубокую любовь. В его образе сказалась влюбленность Тургенева в сильного, твердого и цельного человека.
Проблема реализма всегда ставится рядом с романом. И до Тургенева в России были романисты: это — Марлинский и Булгарин. Романы как одного, так и другого имеют общую особенность: они авантюрны. Помимо авантюр герои их импонировали как носители определенных идей, но идеи эти — внешние, лишь пристегнуты и носят ублюдочный характер. Одним словом, в до-тургеневских романах основой являлась фабулическая сторона. Но большое развитие русская проза получила в «Капитанской дочке» и «Герое нашего времени». Пушкин мыслил роман как семейную хронику, тесно переплетенную с историей. Таким романом в сущности является «Капитанская дочка», хотя Пушкин назвал ее повестью. Это — не семейный сентиментальный роман, где нет эпохи и все ограничивается четырьмя стенками. В «Капитанской дочке» Пушкин — родоначальник семейно-исторического романа. «Герой нашего времени» — психологический роман. В нем центр тяжести сосредоточен на раскрытии личности героя. Эти два типа романов оказали большое влияние на Тургенева. Семейно-исторический и психологический романы у него скрестились.
В первом периоде творчества Тургеневу удалось подойти к действительности путем отказа от героя и фабулы. В этих произведениях все детали равноценны, и, различая их, мы разрушаем то художественное единство, к которому стремится автор. Он изображает единый пейзаж, а в пейзаже важна каждая деталь. Но всецело воплотить такую композицию в романе нельзя, так как он по существу своему предполагает как фабулу, так и героя. Тургенев справился с романом своеобразно: он очень неуверенно и осторожно отделил героя от фона. Этим герой не теряет свою определенность и выпуклость, но его нельзя понять без фона. Рудин не воспринимается, как, например, Калиныч, как деталь, но он только барельеф, и его нужно воспринимать в сочетании с теми индивидуальными деталями, с которыми он нам дан. В этом смысле мы можем противопоставить Тургенева скульпторам. Скульптор, создавая статую, видит ее без фона, в безвоздушном пространстве; вне ее ничего нет. Так пластичен герой у Льва Толстого. Князя Андрея, например, мы воспринимаем как самостоятельную личность и можем отнести его во все времена, во все обстановки. Его можно художественно выделить и обозревать как угодно, со всех сторон{102}. Рудина же нельзя воспринимать как характер и тип. Он дан в обстановке единственной и неповторимой. И раз герой слит с фоном, он историчен, так как проникнут ароматом тех лет. Тургенев равно обращает внимание на всех действующих лиц, и художественно мы не знаем, кто герой романа. Мы не видим Рудина изолированным, а воспринимаем цельные, неразложимые куски жизни, насквозь проникнутые меланхолическим колоритом, своеобразным лирическим тоном. Отделяя Рудина от фона, давая ему характеристику, мы оставляем лишь пустую мысль о человеке, у которого ум превалирует над чувством, действия не соответствуют словам. И этим мы убиваем художественный смысл произведения и выдвигаем бледную, сухую мысль и мысль тривиальную. А мы привыкли вырывать героя и этим теряем художественный замысел автора.
В отношениях Рудина и Натальи выражена обычная тургеневская тема, которая имеется уже в «Андрее»: сильной, цельной женщине противопоставляется слабый мужчина, который не в силах ей отдаться. Тургенев влюблен в свою героиню, и роман автора с Натальей не дает возможности понять истинное отношение к ней Рудина. Мы чувствуем между ними незримое третье лицо — автора, который разрушает действительное отношение Рудина к Наталье, отталкивает его от нее. Как Тургенев мягок к Рудину вообще, и как он зол к нему при Наталье. Он ставит здесь Рудина в неприлично тяжелое, стыдное положение. Героиня должна торжествовать.
Все критические лагери и станы приняли «Дворянское гнездо» одинаково тепло. Основная его тема — иллюзия возможности снова начать и пережить свою жизнь. Лаврецкий, стареющий и поконченный человек, пытается создать молодое счастье, но с первых слов мы чувствуем, что это — лишь иллюзия и обман. И у нас появляется какое-то своеобразное чувство сожаления к этому крупному, большому и поконченному человеку, над которым мы готовы плакать. Лиза, несмотря на то, что понимает, что определена к иной жизни, поддерживает иллюзию. Но мы чувствуем, что в конце концов иллюзия развеется: что один покончен, другая обречена. Но Тургеневу дорог Лаврецкий. Он не ревнует и не отталкивает героя, он здесь не в роли соперника. И это подготовлено. Мы чувствуем, что Лаврецкий человек, который может пережить только иллюзию любви и счастья, что в жизни его и Лизы ничего решающего быть не может. Они живут лишь на миг.
Сами Лаврецкий и Лиза и вся их жизнь впаяны в единство дворянского гнезда и не отделимы от него.
Лаврецкого так же, как и Рудина, Тургенев изображает лишним человеком. Здесь мы видим того Тургенева, который хотел быть писателем — гражданином. Но от своей лирической темы он не отказывается. Лаврецкий — самая автобиографическая фигура из всех его героев. В романе Лаврецкого отразились отношения Тургенева к Полине Виардо: его любовь и неудовлетворенность, иллюзорность и неустроенность хроническая и безнадежная. Тургенев носил в душе мечту, неудовлетворенную и незавершенную, и поэтому его произведения проникнуты таким элегическим тоном.
Основная лирическая тема романа — канунное состояние человеческой души. Вся жизнь здесь передвинута в героическое будущее, неопределенное и туманное, а настоящее — маята. И героиня — канунная душа, и Инсаров не вышел из кануна. По прочтении романа у нас остается горечь, которую вызывает состояние кануна, его иллюзорность.
Инсаров. Это цельный, сильный, деятельный человек. Но он ограничен, и эта ограниченность художественно выдвинута на первый план (эпизоды с письменным столом, на прогулке, приглашение на дачу). У Инсарова фанатическая преданность маленькой Болгарии и полное равнодушие к тому, что не имеет отношения к его делу. Цельность здесь куплена ценой ограниченности, узости. Но в результате и Инсаров оказывается накануне: дела своего он не осуществляет; он умирает.
Шубин. Он, в противоположность Инсарову, разметан, разбросан, не может собрать себя. Шубин представляет широту русской натуры.
Берсенев. В нем на первый план выступает отсутствие волевой установки. Он слишком мягок, слишком вчувствуется во всех, чтобы занять определенную жизненную позицию. Он слишком хорошо понимает и Елену и Инсарова, поэтому не способен быть соперником. Но любовником, любовником в хорошем смысле этого слова, он может быть.