— Ладно, — согласилась Сонечка, — а если у лани потеряется детеныш, я его поймаю и принесу к ней.

Заплакал Рудко. Еще бы! Он сполз на спинку, глядел прямо в небо и испугался снежных звездочек. Кто угодно испугается, если ему в лицо будут падать такие штуки, каких он никогда еще не видел. Родился он осенью, и это был первый снег в его жизни. Мы посадили его и сказали, что скоро выходить. Он рассмеялся. Он еще не умеет разговаривать, но все понимает. Да как!

Мы пришли в парк, и Рудко посмотрел на меня, будто спрашивал, когда же выходить. Я взяла его на руки и села с ним на лавочку. Сонечка отряхнула снег и подсела ко мне. Петер притулился ко мне с другой стороны. Рудко что-то довольно мурлыкал.

— А когда мы пойдем в парк? — спросила Сонечка.

Я окаменела, как переваренный модулит. Что она подразумевает под словом «парк»? Наверное, вообразила что-то такое сказочное, чего и на свете-то нету!

К счастью, на одном дереве висел деревянный скворечник, и как раз в него влетел скворец. Не бог весть какая птица, но я завела речь о ней.

— Видела? — показала я Сонечке. — Ты хорошенько к ней присмотрись, когда она вылетит, потому что это не обыкновенная птица, а сказочная. Представь, она снесла золотые яички! А из этих яичек, разумеется, выведутся золотые птенчики. Люди не могут их видеть, только в ночь на Ивана Купала они показываются хорошим деткам.

Сонечка сползла со скамьи и уставилась на меня своими громадными глазами. Я знала, теперь она уже ни о чем не будет спрашивать, будет терпеливо ждать, когда я выдумаю продолжение.

— Посмотри-ка на деревья, — повернула я ее голову свободной рукой, — сразу видно, что они не простые, а серебряные, потому что это серебряный лес.

Деревья и вправду были как из серебра. Ночью шел небольшой дождь, и веточки обледенели.

— А вон черный ворон сидит, видишь? Он хозяин серебряного леса.

Не знаю, был ли это действительно ворон, но Сонечке ведь все равно. Из скворечника вылетел скворец.

— Ах, хитрец, — прошептала я, — летит к хозяину, сейчас скажет, что мы забрались в серебряный лес! Надо нам сидеть тихо-тихо!

Сонечка прижалась ко мне, но, когда я спросила, не хочет ли она домой, она покачала головой — нет.

— Не бойся, — сказала я весело, — ничего они нам не сделают. Над хорошими детками у них нет власти.

Мамочки, и тут черная птица каркнула! Значит, все-таки это ворон. С ветки посыпались осколочки льда.

— Каркай, каркай, — погрозила я ему, — вот расколдуешь серебряный лес, и станет он обыкновенным, черным. Задаст тебе тогда Снежная королева! Подрежет тебе крылья, и станешь ты глупой черной курицей, которая и чертям-то не нужна.

Сонечка засмеялась и тоже погрозила ворону. И — вот удивительно! — этот балбес больше клюва не разинул!

— Ты и к Снежной королеве нас поведешь? — прошептала Сонечка.

— Она живет не здесь, — возразила я. — Она живет за золотой горой. Дорогу к ней показать могут только золотые птички, но они еще не вылупились из золотых яичек.

Скворец прилетел назад.

— Не шатайся по лесу, — погрозила я ему, — а сиди в гнездышке, чтобы яички не остыли! Вот как придем еще, да не будет нас ждать золотой птенчик, — плохо тебе придется! Мы сейчас уходим, а ты не смей нос показывать из скворечника! Понял?

Мы положили Рудка в санки и отправились домой, потому что уже начинало темнеть.

— Ну что, дети, — спросила я, когда мы уже шли по улице, — понравилось вам в парке?

— Это и был парк? — в глубоком волнении, не дыша, выговорила Сонечка.

А потом мне пришло в голову, что, строго говоря, я обманула ребенка, и меня стала мучить совесть, потому что она мне верит во всем, не то что бабушка. Та для верности ни в чем мне не верит. По крайней мере, делает такой вид. Но что ж поделать, мне было так жалко, что парк разочарует Сонечку, она так о нем мечтала! Долго я еще раздумывала над этим, пока не пришла к выводу, что, в сущности, не так уж я ее и обманула, почти все было правда. Мы были в настоящем парке, и ворон там в самом деле был, и скворец, и серебряные деревья. Выдумала я только золотые яички, но это, верно, не такое уж преступление. Если Сонечка когда-нибудь спросит про них, я скажу, что скворчиха плохо сидела на яичках, и птенчики не вылупились. Ха! Знай про это бабуля, сейчас завела бы свою песенку, что одна ложь порождает другую…

Сонечка не хотела меня отпускать. Я посмотрела, есть ли у них еда. Как ни странно, была. Отец приносил обед, и кое-что осталось. Рудко заснул как убитый, даже без кашки! Щечки у него были румяные, и из-за стольких впечатлений он даже поникать забыл.

Я позвонила к нам и попросилась у бабушки еще погулять. Мне хотелось узнать, где Ева, потому что я видела в подъезде Ивана с Бланкой. Неужели он с Евой разошелся? Но бабушка не позволила — хватит, мол, погуляла после болезни.

Ну да, знаю я ее! И совсем не в болезни дело, а в том, что в темноте ей уже нельзя меня поминутно высматривать. То есть высматривать-то можно, да ничего не увидишь, а ей это как нож в сердце.