— Моя бабушка по материнской линии на одну восьмую была японкой.

— Как ее фамилия?

— Танака. Во время первой мировой войны она сидела в концентрационном лагере.

— Скорее всего во время второй мировой.

— Какая разница!

— Слушай, Тамми, а как ты смотришь на то, чтобы сменить имя?

— На какое?

— На Тамайо Танака. Дело вполне законное. В вашей семье была такая фамилия, просто до поры до времени скучала без дела. Мы исправим твое резюме, сделаем тебя японо-американкой, и ты получишь еще один шанс.

— С такими-то волосами и детскими глазами?

— Ну-ка, прищурься.

Тамми прищурилась.

— А если теперь прочитать текст?

— Я не могу даже сказать, одна у тебя ноздря или две.

Агент вздохнул.

— Очень жаль. Тогда ты не пройдешь даже в парике.

— Ну да, такое проходило только у Мирны Лой.

Унылое выражение на лице агента сменилось явной заинтересованностью.

— Мирна Лой? Я ее помню. Актриса тридцатых годов, которая сначала играла роли китаянок. А потом как-то раз сыграла кавказскую женщину и сделала совершенно головокружительную карьеру.

Оба посмотрели друг на друга с возросшим интересом.

— Знаешь, сейчас гримеры способны творить чудеса, — произнесла Тамми.

— Придется тебе вести двойную жизнь, — предупредил агент.

— Я выдержу.

— А если тебя поймают?

— Тогда я окажусь в центре внимания, а это мне только на руку!

— И мы сможем продать твою историю. Знойная японка оказалась дочкой фермера из Айовы!

— Я из Индианы, — сказала Тамми.

— Какая разница! Главное — возбудить интерес публики. Если номер не пройдет, ты все равно останешься Тамми Террилл.

— Нет, я собираюсь быть новой Читой Чинг.

И вот спустя четыре года Тамайо Танака собиралась на встречу с Недом Допплером в «Ночном зеркале».

— Настоящее воплощение американской мечты, — бормотала она, хлопая ресницами. — Не важно, кто ты, главное — ты попадешь туда, куда захочешь, если будешь играть по правилам настоящего момента.

— Что? — спросил таксист, по облику напоминающий индийца.

— Когда-нибудь и до вас дойдет очередь, — отозвалась Тамайо, захлопывая пудреницу.

И вот она уже в студии. Для Тамайо Танаки наступил момент истины — в определенном смысле, конечно.

Ее провели в звукоизолированную кабину и посадили на простой стул. Камера придвинулась так близко, что едва не стукнула девушку по носу. Увидев, что контрольный огонек не горит, она расслабилась и спросила.

— А когда я встречусь с Недом? — поинтересовалась она.

— Вы с ним не встретитесь, — был ответ.

— Совсем?

— На экране встреча будет выглядеть так, будто вы сидите в одной комнате, а он беседует сразу со всеми приглашенными, — пояснил занятый делом техник.

— А где остальные?

— В других кабинках.

— Значит, мы не увидимся?

Техник покачал головой.

— Так мы делали только вначале. Слишком много накладок. Представляйте себе вместо камеры лицо Неда, и все будет в порядке.

Звуконепроницаемая дверь закрылась прежде, чем Тамайо успела спросить: а кто же, собственно, остальные? Разве это не ее сюжет? Интересно, кто же там еще? И насколько это важные персоны?

И тут она почувствовала, что вспотела. Пот градом катился по ее лицу, смывая грим. Проклятие! Софиты на общенациональном канале оказались гораздо ярче, чем на местных студиях.

Чтобы избежать всего этого, директор ФБР готов был пожертвовать пенсией.

«Ночное зеркало» — неподходящее место для тугодумов. Директор ФБР уже не раз видел, как Нед Допплер загонял в ловушку бюрократов, и ему вовсе не хотелось оказаться на их месте.

И все же, когда «Ночное зеркало» настаивает на встрече, то даже директор ФБР не может игнорировать такое приглашение. Особенно в тот момент, когда страна близка к панике и ждет ответов на беспокоящие ее вопросы.

Президент Соединенных Штатов лично обязал его пойти.

— Но мы только-только начали расследование, — запротестовал директор ФБР. — Так недолго и след потерять.

— А что у вас есть?

— Мы пока что собираем факты, мистер Президент. Тем не менее бомбист на почтовом грузовике опознан. По зубному протезу. Его звали Ал Ладин.

— И все-таки вам надо сходить на встречу. Иначе придется пойти мне. А я знаю не больше вашего.

— Да, сэр, — ответил директор ФБР, понимая, что сейчас занимает должность жертвенного барашка.