Мирно стучат колеса. Пролетают рощи, овраги, дома, заводы, фермы, линии электропередач. Под стук колес легче думается, особенно когда у человека хорошее настроение. Поезд мчался к станции Мостиска, и Григула, возвращаясь домой, радовался не только тому, что везет подарки жене, дочери, родственникам. Третья поездка тоже окупится. Кое-что можно будет продать. Это не беда, что нашли перстень с бриллиантом. Сумел провезти главное — письмо Профессора. Незаметно опустил его в Варшаве. Теперь Профессор должен стать добрее. Рисковал же собственной головой не он, а Григула… Попробуй не выполни — поплатишься жизнью! Вместе же когда-то за «соборну и самостийну» боролись. И всплыла в памяти картина из прошлого, 1946 год. Холоевский лес.

Григула содрогнулся… Тогда привели в схрон молоденькую учительницу. Всего несколько дней как она приехала с Житомирщины в соседнее село, обходила дворы крестьян и записывала детей в школу, выступила на митинге. Профессор, который тогда укрывался на базе банды Серого, приказал схватить ее. А за неделю до этой «акции» Серый ограбил аптеку и вместе с лекарствами принес сорок ампул быстродействующего яда. Профессор обрадовался: «Уничтожим коров во вновь созданных колхозах, а заодно и некоторых активистов на тот свет отправим…»

И когда Оксана Петренко, придя в себя после бандитских истязаний, попросила воды, Профессор, глядя зелеными, будто стеклянными глазами на Волохатого, велел подать ей кружку.

Девушка выпила… Ее крик разрывал Григуле душу, но Профессор приказывал не отворачиваться, чтобы «укреплять силу духа». С тех пор Григула не мог смотреть на своего главаря. А глаза девушки не дают ему покоя и сегодня.

Поезд остановился. Григула еще не успел поставить на перрон чемоданы, как попал в объятия старшей дочери и жены.

— Таточку, а мы для тебя уже заказали такси! — суетилась жена. — Страшно скучали! Целый месяц ждали тебя…

Настроение было хорошее еще и потому, что на этот раз таможенники не долго рылись в содержимом чемоданов, а в конце еще и пожелали всего наилучшего. Уже под вечер, после вкусного обеда с чаркой и рассказов о жизни родственников в Польше, Григула вышел на прогулку. Вместе с младшей дочерью он долго гулял по аллеям Высокого Замка. Сидели на лавочке, весело шутили, а когда наступили сумерки, возле телевизионной вышки с Григулой поздоровался высокий, представительный мужчина.

— Ты, доця, иди вперед, немного побегай, а я с дядей поговорю…

До десяти вечера ходили они по аллеям парка, но, конечно, и не подозревали, что утром об этой прогулке будут детально докладывать полковнику Чубенко.

Докладывали майор Панчук и лейтенант Загайный. Майор положил на стол фотокопию письма, написанного Янеком, образцы рукописей и заключение эксперта, что все это исполнено одним человеком. А Владимир Загайный добавил к делу несколько фотоснимков двух солидных граждан, которые вчера вечером гуляли по аллеям старинного парка.

Чекисты уже знали: новый знакомый Григулы — Петр Стасив, которого когда-то в банде величали Профессором. С ним полковник Чубенко познакомился еще летом 1948 года. Сынок богатого львовского адвоката, имевшего несколько собственных жилых домов, как и отец, злобно ненавидел «советы». Адвокат мечтал о «самостийной», в которой он был бы, по крайней мере, министром. А сыночка своего начинял писаниной донцовых, маланюков и прочих националистических вдохновителей, готовивших в Галиции почву для «твердой власти» — фашизма и неплохо на этом гревших руки.

Сынок был «патриотом». Входил в состав так называемой экзекутивы юношества, носил «мазепинку» и постепенно возвышался в националистических кругах. А во время войны и совсем превзошел своих сообщников, вступив в батальон «Нахтигаль».

Он умел легко перевоплощаться в солидного или откровенно циничного, спокойного или нахального — и все в зависимости от того, с кем имел дело. Когда его «боевку» окружили в схроне, он не задумываясь выпустил в своих побратимов-охранников очередь из немецкого автомата и начал выкрикивать бойцам органов безопасности, чтобы не кидали гранат, не стреляли, потому что он хочет жить…

Во время следствия плакал, пытался играть роль невинного, обманутого человека, который лишь слепо выполнял волю главарей. Много злодеяний Стасиву удалось скрыть. И военный трибунал сохранил ему жизнь, осудив к 25 годам лишения свободы… А в 1956 году Стасива освободили, и он вновь появился в своем особняке, где жили жена и двое уже взрослых детей. Приехав во Львов, он сразу направился к полковнику Чубенко с просьбой помочь устроиться на работу.

— Гражданин полковник, уверяю вас, что за восемь лет тюрьмы и лагеря я многое передумал. Оуновский провод обманывал нас. У меня никогда не поднимется рука на Советскую власть. Хотите, я это скажу открыто, даже в газете, пусть только опубликуют. Свое прошлое я проклинаю… А может быть, я еще смогу быть полезным органам безопасности? У меня же за границей остались близкие друзья, они в проводе занимают высокое положение.