Соколова Александра Ивановна
Шрифт:
Женя следом за Дианой перешла в позу «Собака мордой вниз» и попыталась пониже опустить плечи. Ей было немножко видно Диану, и она вдруг поняла, что смотрит на нее теперь как на разлучницу, соперницу. Более удачливую, и не из-за каких-то своих качеств, а просто потому что она здесь, а Жени завтра уже здесь не будет.
– Это не совсем справедливо, – снова зазвучало в голове, – эта девочка сама приняла решение изменить свою жизнь и уехать сюда. А ты просто выбираешь иное. И этим она действительно лучше тебя.
Позвоночник выгибался, мышцы тянулись, и в новой ассане Женя и Диана оказались вдруг лицом к лицу – натянутые словно две струны, и такие же звонкие в пересечении взглядов.
– Я завтра уезжаю, – сказала вдруг Женька, и поймала тень удивления в Дианиных глазах, – а она остается.
Диана молчала, но губы ее немножко шевелились.
– И ты остаешься тоже, – продолжила Женя, – не могу сказать, что я этому рада, но… Наверное, так будет лучше.
– Наверное, – она наконец заговорила, но это слово было последним из тех, что услышала от нее сегодня Женька.
В полной тишине они закончили занятие, полежали в шавассане, скрутили коврики и ушли в разные стороны с тем, чтобы не встретиться больше никогда.
Женя проводила взглядом Дианину спину, и вышла к шлагбауму, отделяющему школу от дороги. Там – на байке, и в шлеме с драконами, ее ждала Лека.
Было так странно – ровно тут Женя впервые увидела ее. Она сидела так же, на том же мотоцикле, в том же шлеме, в тех же шортах по колено и майке-алкоголичке. Даже поза была той же. Вот только тогда, в тот раз, за ней села Диана. А теперь – Женя.
Она просто появилась и прервала естественный ход вещей, но уже завтра… Завтра все вернется на круги своя. Женя – в Таганрог, Диана – к Леке.
Лека завела мотор сразу же, как Женька села сзади и схватилась за ее талию. Байк рванул с места и на бешеной скорости понесся по дороге. Погода хмурилась, солнце так и не показалось из-за туч ни разу за день, а теперь и вовсе зашло, оставив ощущение безнадежности еще более сильным, чем днем.
Женя не пыталась понять, куда они едут и зачем – она прислонилась всем телом к Лекиной спине и сглатывала слезы, надеясь, что к приезду они сами собой закончатся.
Через двадцать минут они влетели в Джимбаран, проехали по серпантину, и остановились у сети кафешек на пляже. За прошедшие дни Лека не раз привозила сюда Женю.
– Будем ужинать? – Спросила она, слезая с байка и снимая шлем.
Женька только кивнула. И они действительно отправились ужинать – прямо на пляже, в двух метрах от полосы прибоя, под огромным зонтиком и со свечами на столе.
Ели молча – Жене кусок в горло не лез, но она старательно жевала, не отрывая глаз от Леки. Было ощущение, словно они разговаривают друг с другом вот так – молча, зрачками и радужками, и всем сердцем.
– Что же будет с нами дальше? – Спрашивала Женя.
– Я не знаю, малыш. Наверное, будет сентябрь.
– Но какой же сентябрь сможет мне заменить твои руки?
– Если б только ты знала, насколько мне больно и жаль.
– Я стараюсь не думать об этом… о скорой разлуке.
– Я тебя никогда не увижу, ведь правда?
– Конечно же, нет.
– Я тебя никогда не смогу разлюбить.
– Я боюсь этих мыслей.
– Я искала тебя двадцать долгих, мучительных лет.
– Я искала тебя сотни долгих, мучительных жизней.
– Ты навеки.
– Ты глубже.
– Люблю.
– Не смогу без тебя я.
– Ты сумеешь.
– Ты справишься.
– Ты остаешься во мне.
– Я люблю тебя.
– Ты навсегда.
– Ты моя.
– Дорогая…
– Без тебя невозможно.
– Я знаю.
– На этой земле.
– Без тебя не пройти даже шага, не сделать ни вздоха.
– Без тебя не заснуть, не проснуться, и глаз не открыть.
– Мне так горько, ведь я без восьми с половиной часов одинока.
– Мне так больно, ведь я не смогла научиться любить.
– Ты смогла! Ты же любишь, я вижу, и чувствую это.
– Не смогла. Слишком мало, и трудно, и слишком не так.
– Ты смогла! Ты открыла так много, что было запретным.
– Я открыла так много, мой нежный мучитель и враг.
– Я уеду.
– Я знаю.
– И мы не увидимся снова?
– Это будет зависеть…
– От нас?
– Ну конечно, от нас.
– Я вернусь.
– Может быть.
– Когда буду на это готова.