– Идет. Только тогда расскажешь, где тут у вас онкологическая больница и кладбища.

За те пятнадцать минут, что заняла дорога до гостиницы, водитель успел представиться Ариком, рассказать Жене о своей семье, предложить заехать к знакомому Тимуру, который комнаты сдает такие, что «Твоя Москва по сравнению с ними – как протухший инжир вместо свежего!», и порекомендовать лучшего в Сочи продавца чачи.

Но было в его бесконечной болтовне и кое-что полезное. Женя узнала, что из тридцати с лишним больниц города, им могли бы подойти только семь – онкологический диспансер, первая, вторая, третья, шестая и восьмая городские (с невообразимым количеством корпусов), и – с натяжкой – наркологический диспансер.

С кладбищами было еще проще и одновременно сложнее – в самом Сочи их было всего три, а вот под Адлером, Хостой и в Лазаревском районе – больше сорока.

– Понимаешь? – Спросила Женя, когда они наконец распрощались с преувеличенно любезным Ариком и остановились перед входом в гостиницу. – Если она похоронена не здесь, мы потратим вечность на то, чтобы ее отыскать.

– А если здесь, поиски будут очень короткими, – ответила Марина.

– Тогда начнем с этих трех кладбищ. И если там ее не найдем, переключимся на больницы.

На том и порешили. Заселение в гостиницу обошлось без эксцессов – им выделили двухместный номер на седьмом этаже, чистый и с кондиционером. И Женя и Марина были счастливы оказаться в прохладной комнате после удушающей уличной жары.

– Чур я первая в душ, – заявила Марина, едва переступив порог, и немедленно двинулась в ванную, на ходу скидывая с себя легкий сарафанчик. Женя проводила взглядом ее обнаженную спину, и, присев на край кровати, огляделась.

Странно даже, почему эти номера класса «стандарт» во всей стране выглядят совершенно одинаково? Две неширокие кровати, покрытые тяжелыми покрывалами, две тумбочки, светильники над каждой из кроватей. Письменный стол, в недрах которого скрывается маленький холодильник, а над столом – обязательно зеркало (хотя кому нужно смотреть на себя во время работы?). Слева на столе – телевизор, тоже маленький, и обязательно LG. И, конечно, пульт, обмотанный скотчем везде, где только можно.

Казенный уют, пристанище отдыхающих из Сибири и Урала, и командировочных из Москвы.

Женька зевнула и откинулась на спину. Ничего, надо думать, надолго они здесь не задержатся. До Леки осталось совсем немного – она хорошо это чувствовала. Пройдет час, они пообедают, и отправятся на первое кладбище из списка. Если повезет – успеют сегодня и на второе, но в самом худшем раскладе завтра все три кладбища будут проверены. И – Женя была в этом уверена – они найдут следы.

Ленка-Ленка… Как же так странно вышло, что любовь к символизму и красивые жесты, в которые Женя была так влюблена в молодости, сейчас вдруг стали казаться дешевым позерством. Со странной тоской в груди она подумала, что на могиле Саши наверняка будут каждый день появляться новые цветы, причем какие-нибудь особенные, памятные. Или камни – по числу пролитых слез. Или еще что-то – такое же красивое и бессмысленное.

Да уж, любила Ленка привлечь к себе внимание. Вспомнить хотя бы, как они познакомились – сценарий для плохого кино можно было бы написать.

Был май, и жаркое лето уже вовсю стучалось в окна и души таганрожцев. Женька спешила домой – преподаватель по электромеханике заболел, и радостные студенты разбежались кто куда, торопясь за образовавшиеся свободные полтора часа переделать все срочные и не слишком дела, а то и просто урвать лишний часок сна.

Но Женьку манил не сон, хотя она только под утро закончила курсовик, и успела вздремнуть совсем немножко, прежде чем мерзкий Сергеич задребезжал из-под кастрюли, и ответственная за побудку Алла зажгла свет.

Она спешила к книге. Это была особая книга, не какая-нибудь там проходная, или учебная. Мало того, что эту книгу дал ей Виталик (а ведь уже одно это добавляло книге пару очков!), мало того, что её написал американский автор, так она еще и была интересной! Всё это вместе побуждало бежать со всех ног к общаге, не обращая внимания на тяжелую сумку, бьющую по спине, и всё норовящие соскочить с ног сандалии.

– Здрасте, теть Альбин, – на ходу прокричала Женька, взлетая по ступенькам на первый этаж и пробегая мимо вахтерши, – у меня пару отменили.

Ответа она не услышала: перепрыгивая через несколько ступенек сразу, добежала до второго, повернула налево и с размаху влетела в двести двадцать четвертую комнату, даже не успев сообразить, что дверь открыта, хотя никого, по идее, дома быть не должно.

Что-то большое и теплое поймало Женьку на лету и обняло за плечи. От неожиданности она вскрикнула и отпрянула назад.

Прямо на неё, с расстояния не более пары ладоней, смотрели угольно-черные зрачки, утопающие в голубых кружочках глаз. Женька могла бы поклясться, что на мгновение разглядела маленького чертенка, подпрыгнувшего в правом кружочке и тут же растворившегося в синеве.

– Ты кто? – спросила она, обращаясь скорее к чертенку, чем к существу, которое по-прежнему было не разглядеть в полумраке.

– Лёка, – ответило существо и сделало шаг назад. Теперь его можно было рассмотреть, и Женька заулыбалась, разглядывая высокую девчонку, одетую в белую рубашку с черными джинсами и настолько непричесанную, что короткие пряди на голове торчали во все известные науке стороны.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась Женька. Она всё еще тяжело дышала, и вдруг с удивлением обнаружила, как быстро и глухо бьется в груди сердце.