Шрифт:
Пенни мирно спала в своей кроватке, обхватив одной рукой исполинскую плюшевую панду. Она заворочалась, вздохнула и принялась сладко посапывать.
Вытирая руки и лицо, я снова спустился вниз. Когда я вошел в гостиную, носовой платок можно было выжимать. Сейчас главное - не расклеиться и попытаться что-нибудь придумать. Я закурил сигарету и заставил себя успокоиться. Бросая в пепельницу спичку, я вдруг заметил окурок и взял его. Он был еще мягкий и влажный: сигарету загасили совсем недавно. На окурке не было губной помады, значит, курила не Морин. Наверное, какой-то мужчина.
Я удержался и не раскрыл рта, но мысленно позвал Морин по имени. А мгновение спустя очутился у парадной двери и ощутил прикосновение мокрой мглы к лицу. Морин могла просто куда-то выйти. Едва ли в такую ночь она отправится в дальний путь, не взяв машину и оставив Пенни одну в доме.
В соседних особняках было темно, и я закрыл дверь. Как и большинство простых людей, я не очень люблю обращаться в полицию. Но тут мне вспомнился глухой и еле слышный голос Морин в телефонной трубке.
Телефон у нас стоит в маленькой нише в прихожей. Я снял трубку, набрал номер, и вскоре гудки сменились тихим усталым голосом:
– Полиция, пятый участок.
– Я хочу сообщить об исчезновении человека.
– Соединяю с отделом.
Наступила тишина. Я вытер рот тыльной стороной ладони. Раздался щелчок.
– Отдел розыска пропавших без вести. Де-Костер у телефона.
– Это Стивен Гриффин, бульвар Таррант, 642. Моя жена исчезла.
Де-Костер вздохнул так, словно ему уже давно осточертела работа.
– Ее имя?
– Морин. Она…
– С чего вы взяли, что она исчезла? Может, вышла ненадолго, или ей подружка позвонила. Или в кино задержалась…
– Слушайте, - перебил я его, - два часа назад я был за сотню миль отсюда, на юге штата. Жена позвонила мне и умоляла поскорее вернуться домой, потому что кто-то покушается на ее жизнь. Когда я приехал, в доме горел свет, машина стояла на месте, но жены здесь не было. Если у вас есть какие-то вопросы…
– Я задам их, когда приеду, - объявил Де-Костер и положил трубку.
Через восемь минут послышался шелест шин на мокрой мостовой, и перед домом остановилась патрульная машина. Я ждал на пороге. Из пелены дождя выскочил Де-Костер в сопровождении молодого полицейского в мундире. Они представились, и я пригласил их в гостиную.
Де-Костер оказался тощим долговязым человеком с болезненно желтым лицом и большими мешками под серыми глазами. Но в глубине его зрачков горели яркие огоньки.
– Рассказывайте, - велел он, сдвигая шляпу на затылок.
Я рассказал все, что знал.
– У вас есть ее фотография?
Я взял со столика в углу снимок Морин. Де-Костер принялся разглядывать его, и я был уверен, что он счел мою жену весьма привлекательной женщиной с незаурядным лицом.
– Прямо фея, - пробормотал он.
– Глаза озорные, взгляд чуть искоса. Зубки - что надо. Узнать ее будет несложно.
– Де-Костер протянул снимок полицейскому в форме и велел извлечь его из рамки, предварительно попросив у меня разрешения на это.
– Садитесь, поговорим, - сказал он мне.
– Поговорим?!
– взорвался я.
– А почему вы ничего не делаете?
– Я уже успел рассказать им об окурке.
– Тот человек, который тут курил, мог увести Морин задолго до моего приезда. Каждая потерянная минута…
Он тронул меня за плечо.
– Я понимаю ваши чувства, но вы торопитесь с выводами. Даже если вы правы, этот человек не будет таскать ее с собой по улицам, пока его не сцапают.
– Де-Костер кивнул молодому полицейскому.
– Оповестите все патрули.
Полицейский взял фотографию Морин и вышел, а Де-Костер тотчас превратился во внимательного слушателя, словно я был единственным покупателем, который забрел в его лавчонку за последние пять лет.
– Расскажите мне о ней.
– Что именно?
– Все, что придет в голову. Подруги, привычки, пристрастия. Чего она не любит, чем занимается, есть ли у нее враги…
– Враги? Нет у нее врагов. Таких, чтобы…
Де-Костер молча усмехнулся, и мои внутренности сжались от холода. Я посмотрел сыщику в глаза, и его взгляд сказал мне все. Да. Такой враг был. По крайней мере, один. Такой, чтобы…
Заговорив о Морин, я почувствовал облегчение. Пока мы могли упоминать ее имя в настоящем времени, у меня оставалась эта последняя спасительная соломинка. Де-Костер оказался очень хорошим слушателем. Он ни разу не отвлекся и не отвел глаза.
Я попытался нарисовать ему портрет жены, описать это странное смешение состояний - зрелости и неистребимой девичьей наивности. Бывало, я слушал Морин и думал: вот ведь невинное дитя. Но проходило несколько секунд, и она выказывала такое знание жизни, такой цинизм, какие бывают присущи лишь дряхлым и не слишком благодушно настроенным философам. Иногда она могла испугаться щенячьего тявканья, а иногда ей ничего не стоило обратить в бегство мастифа.