– А миссис Бэрк? Виделась ли она с миссис Гриффин?

– Не знаю. Спросите ее.

– Непременно, - пообещал Де-Костер.
– Насколько я понимаю, между вашими семьями не только деловые отношения?

– Мы дружим домами, - ответил Уилл.
– Иногда я прихожу к Гриффинам, если мне хочется спокойно поесть.
– Он оглядел гостиную.
– Тут так уютно. Обстановка расслабляет. Не то что у меня дома.

– Часто ли вы захаживаете сюда, когда мистер Гриффин в отъезде?
– небрежно поинтересовался Де-Костер.

Ямочка на подбородке Уилла обозначилась резче.

– Слушайте, вы, слуга общества, может, вам нос расквасить?

– А вы пьянее, чем мне показалось поначалу, - сказал Де-Костер.
– Или круглый дурак. Отвечайте на вопрос!

Уилл смерил полицейского взглядом и решил, что обмен словами все же предпочтительнее кулачного боя.

– Я не люблю скандалов, - сообщил он и посмотрел на меня.
– Это во-первых. А во-вторых, Стив - мой друг.

Я обрадовался, когда он это сказал. И мне было приятно то, как он произнес свою тираду. Потому что, как ни старался я забыть желчные намеки Де-Костера, все-таки он уронил мне в душу капельку отравы.

Зазвонил телефон, и я бросился в прихожую. Звонили Де-Костеру. Он внимательно выслушал собеседника, изредка вставляя односложные замечания и исподлобья поглядывая на меня. Из столовой донёсся звон: горлышко бутылки соприкоснулось с краем стакана. Уилл вступил в сражение со своим похмельем.

Де-Костер бросил трубку. Его лицо сделалось серым. Словно обращаясь к самому себе, он проговорил:

– Пилить тупым ножом куда более жестоко, чем полоснуть скальпелем.

Я схватил его за локоть.

– О чем это вы?

– В морг только что доставили женщину, которая соответствует данному вами описанию.

В этот миг с домом произошло нечто странное. Его стены, казалось, сделались шире, с ужасающей быстротой помчались прочь, и я вдруг очутился в каком-то огромном черном пространстве, где бушевал холодный ветер. Я был совсем один. Лицо Де-Костера вновь обрело четкость очертаний. Я почувствовал, что он крепко держит меня за предплечье.

– Вполне возможно, что они ошиблись, и это не она. Вам придется поехать туда.

Это Морин, подумал я. У них есть ее фотография. Они не могли обознаться. Де-Костер сам сказал, что такую женщину узнать нетрудно.

Я стоял у подножия лестницы, держась за стену и стойку перил. Подняв голову, я увидел тусклый свет на площадке второго этажа. Там горел ночник, там было тихо. Там спал ребенок. Я почувствовал ладонь Де-Костера на своем плече.

– Я вызову сюда нашу сотрудницу, сержанта Элду Даррити. Она молодая, добрая и умеет ладить с детьми. Если девочка проснется, сержант Даррити не растеряется.

Уилл вышел в прихожую. Он слышал достаточно, чтобы догадаться об остальном. Лицо его лоснилось так, словно на него плеснули подсолнечным маслом.

– Стив, я еду с тобой. И позову Карлу, чтобы посидела с Пенни.

– Поехали, - согласился я.
– Но Карлу не беспокой.

Я бы предпочел, чтобы в доме была сотрудница полиции. Если Пенни проснется, Карла может начать болтать. С ее языком она вполне способна поведать ребенку о «важном событии».

Сержант Даррити оказалась миловидной брюнеткой, весьма смышленой на вид. Она была крупной крепкой женщиной с удивительно добрым лицом.

Поддерживаемый под руки Уиллом и Де-Костером, я вышел на темную улицу. Мы забились на заднее сиденье патрульной машины, молоденький полицейский в мундире устроился за рулем. В салоне было тепло и сухо. Настырный дождь дробно барабанил по крыше, заливал стекла. «Дворникам» пришлось изрядно потрудиться.

Морг размещался в здании из красного кирпича, к двустворчатым стеклянным дверям вели истертые выщербленные ступени. Внутри горел яркий белый свет. После поездки в темном салоне машины он резал глаза. Де-Костер тихо сказал что-то человеку в халате.

– Пожалуйста, пройдите сюда, мистер Гриффин.

Мы миновали коридор и вошли в какую-то холодную комнату, где по кафельному полу расхаживал молодой человек в белом халате и кедах. На прямоугольном столе лежало прикрытое простыней тело. Молодой человек приподнял край простыни, и я в тысячный раз сделал официальное опознание. Девятьсот девяносто девять предыдущих опознаний я произвел, пока мы ехали в морг.

Человек в белом халате вновь прикрыл простыней мертвое лицо, и я отвернулся. Мне было зябко, но по щекам катились капли пота. Я попытался вспомнить ее смех, но в темном лабиринте памяти всплывал лишь один образ, самый последний, виденный только что, изуродованный и окровавленный, лишенный всякого достоинства. Мокрая, изодранная в клочья одежда. Маленькое треугольное личико облеплено пропитанными водой волосами.