Шрифт:
– Кто важнее, священник или царь? – ответил Нафан.
Давид рассмеялся, и Нафан принялся смеяться вместе с ним.
Вечером Авиафар сообщил царю, что другие священники признали, что если ковчег имеет крышку, то это значит, что его позволено открывать. На следующий день пришло десять священников, а также десять самых верных солдат, поклявшихся сохранить тайну ковчега [11] .
В присутствии Давида и Иосафата священники начали длинную молитву, которая говорила об их вере в доброжелательность Бога и необходимости для его созданий открыть глаза, чтобы лучше чтить его. Строители соорудили помосты с той и другой стороны ковчега, который находился на каменном постаменте, и снять его было нельзя. Два священника поднялись с одной стороны, Авиафар и Давид с другой. Давид наклонился над ковчегом. Он не осмеливался попросить факел, чтобы лучше рассмотреть: можно было поджечь палатку. Авиафар дрожал от возбуждения и качал помосты.
11
Сразу трон, сундук и рака – мебель литургии, для начала ковчег должен содержать настоящие дощечки Луа, доказательство выкованного согласия Бога с иудеями. Традиция раввинов, не поддерживаемая Ветхим заветом, хотела бы, чтобы ковчег содержал фрагменты дощечек с надписями вместе с новыми дощечками. Но не сказано, содержал ли он еще что-то. Несколько авторов выдвигают версии о том, как произошло, что там лежал также и посох Аарона; ведь этот посох был посажен и даже зацвел и плодоносил, это было богохульством вырывать его с корнем, и, впрочем, не очень понятно, как его, чуть немногим больше метра в длину, заперли в сундук размером в два с половиной локтя. Святой Павел, чтобы внести свою лепту в данный вопрос, выдвинул теорию, что ковчег содержал корзину с пищей, посланной иудеям Богом в пустыне. Но отрывок в вопросе с Экзодом (XVI, 33-34) говорит, что корзина с пищей находилась перед, а не в ковчеге.
– Отойдите немного, – попросил Давид двух священников, которые стояли напротив.
Давид склонился над сундуком. Внутри он был из дерева кедра. Ковчег оказался золотым только сверху: золотые листы были прибиты к дереву. Он заметил на дне два продолговатых каменных блока.
– Десять слов, – сказал Авиафар. – Скрижали закона.
– Но разве Моисей их не разбил? – спросил Давид.
– Он снял с них копии.
– А что стало со старыми кусками?
– Я не знаю.
Давид наклонился. Камни были гравированы.
– А палка, покрытая золотом?
– Скипетр Аарона.
– Но разве он не зацвел и не стал приносить плоды? – поинтересовался Давид.
– Его потом покрыли золотом, – ответил Авиафар, страдающий от невыносимого волнения, пот крупными каплями катился с него.
– Итак, это символический жезл, – заключил Давид. – Закройте ковчег, – приказал он двум священникам и помог им поправить крышку. Потом он осторожно спустился и протянул руку Авиафару, который больше не держался на своих ногах. – Я ничего не увидел в ковчеге, что должно было бы внушить ужас служителям Бога, – объявил он священникам. – Бог наказывает своих врагов, и когда они скрыты в пещерах или находятся за мили от ковчега. Мне не кажется справедливым, что поддерживают рассказы о зле, которое несет этот трон.
Они казались смущенными этими речами.
– Но… Оза? – спросил один священник. – Ты его видел сам?..
– Это несчастный случай, – ответил Давид, вспоминая толкование Авиафара.
– Намерение Озы было благое. Он хотел помешать трону Бога упасть, – добавил он.
Попав в западню своего собственного умозаключения, Авиафар качнул головой.
– Да, я думаю, что вот так и можно объяснить этот несчастный случай, – ответил он со вздохом.
– А бедствия, поразившие филистимлян? – спросил тот же священник, который вспомнил о смерти Озы.
Они должны укрепить нас в чувстве, что праведникам нечего бояться ковчега. Если вы поддержите этот страх, вы создадите еще больше проблем. Им внушали страх, возвращение ковчега повергло их в ужас. Теперь все священники закивали.
– Любовь нашего Бога должна вести нас, – подвел итог Давид, – как и то, что страх перед ним должен останавливать наших врагов.
Вечером он попросил прорицателя Нафана поужинать с ним.
– Вот я в каменном и кедровом доме, а ковчег в палатке. Разве это справедливо? – сказал он ему. – Я купил за высокую цену участок Арауна. Я приказал воздвигнуть алтарь, ты это знаешь. Не должен ли я начать строить большой дом Бога?
– Если Господь захочет храм из камня и кедра для своего ковчега, он даст тебе знать об этом, – ответил Нафан.
– Значит, Господь останется без дома в Иерусалиме?
А разве у него не было самого высокого храма в Гаваоне [12] ? – спросил Нафан вместо ответа. – А народ разве не молился ему на горе Оливье [13] ? Жди божьего знака.
– Может быть, спросить идолов?
– Если только для того, чтобы ты перестал думать об этом.
12
Гаваон – это город вениамитян. Что в переводе означает «высокое место». Здесь находился самый высокий алтарь.
13
Оливье – это гора с другой стороны долины Кедрон, напротив Иерусалима. Здесь было место народных молений.
Минуту Давид молчал.
– Скажи мне, Нафан, – спросил он наконец, – кто я для Бога, который поднял меня столь высоко?
– Спрашивает ли камень, почему он заложен в здание? Вспомни себя, Давид, разве ты тот же, кто пас свои стада? Ты инструмент, избранный Богом для осуществления предначертанного.
– Что случится теперь?
– Случится только хорошее, если ты останешься служителем Бога. Но ничто не будет легко. Будут другие трудности. Ты молод, ты царь, отныне мы богаты, и мы окружены завистливыми соседями.
– Почему тогда мы?.. – спросил Давид, наклоняясь, чтобы положить руку на плечо Нафана. – Почему мы одни?
– А почему бы не мы? – ответил Нафан, улыбаясь. – Ты нам показал, что мы этого достойны.
Ужин подходил к концу. Он выбрал финик на блюде, стоящем перед ним, и съел его.
– Может быть, поэтому ты под защитой неба. Давид погрузился в размышления. Раньше он любил сражения; сейчас это стало его работой. Сначала он любил одну женщину, потом другую, потом третью; но теперь он больше не располагал собой. Он был горячим, стал рассудительным. Он вздохнул. Отныне все имело цель. Любимый царь – это больше, чем солдат, и меньше, чем ангел. Служитель. Надо им быть.