Шрифт:
— Ну умереть не встать! Правда? Тогда извини. Хотя, должна тебе сказать, Билл, ты парень, в общем, ничего, но вот друзья у тебя какие-то странные. Что ж, тогда тебе, наверное, это будет интересно. Ты, конечно, знал, что Прегниц педик?
— По правде говоря, подозревал что-нибудь в этом роде.
— Так вот, мой приятель докопался до причин того, почему Прегниц вообще оказался замешан в эту историю с продажей государственных тайн. Ему, видишь ли, срочно понадобились наличные, потому что его начали шантажировать. И как бы ты думал, кто занимался шантажом? Не кто иной, как секретарь другого твоего милейшего приятеля, Харриса.
— Норриса?
— Ага, точно. Короче говоря, этот его разлюбезный секретарь вроде бы… как, кстати, его– то фамилия?
— Шмидт.
— Да иди ты? Вот уж, право. Как раз к нему подходит… Так вот, к Шмидту в руки попала целая пачка писем, которые Прегниц писал какому-то юнцу. Бог его знает, где он их достал. Весьма, должно быть, забавные были письма, если Прегниц был готов рискнуть шкурой, чтобы только их выкупить. Мне бы такое даже и в голову не пришло. Раз уж ввязался в драку — держи удар. Но у всей этой публики смелости ни на грош…
— А твой приятель, часом, не выяснил, что дальше сталось со Шмидтом? — спросил я.
— Да нет, не думаю. Зачем ему? А что вообщеможет статься с такого рода типами? Сейчас, наверное, где-нибудь за границей, транжирит денежки. У меня такое впечатление, что он таки успел содрать с Прегница весьма солидный куш. И мне, честно говоря, плевать, где он и что с ним. Кому какое дело?
— Я знаю одного человека, — сказал я, — которому это может быть очень даже небезынтересно.
А несколькими днями позже я получил письмо от Артура. Он был уже в Мехико, и ему там совсем не нравилось.
Позвольте, мой мальчик, дать Вам совет со всей серьезностью, на какую я только способен: пусть Ваша нога никогдане ступит в сей отвратительный город. Правда, в плане материальном я сумел обеспечить себя большей частью привычных мне удобств. Но полное отсутствие интеллигентного общества, по крайней мере в том смысле, который явкладываю в это слово, причиняет мне неизъяснимые страдания…
О делах своих Артур практически ничего не написал; он стал осторожней.
«Времена весьма дурные, но если в целом, жаловаться грех» — только он себе и позволил. Однако на тему Германии он все же дал себе волю:
Я положительно дрожуот негодования, едва только вспомню о рабочих, попавших во власть к этим людям, которые, что бы там ни говорилось, суть преступники,не больше и не меньше.
И еще, чуть ниже:
Это и в самом деле трагедия: видеть, как даже и в наши дни умныйи неразборчивый в средствах лжецспособен обмануть миллионы.
В заключение он отдал должное Байеру:
Человеку, которого я всегда уважал и которым восхищался. Я чувствую гордость оттого, что могу сказать: я был ему другом.
В следующий раз весточка от Артура пришла в июне с открыткой из Калифорнии:
Греюсь на солнышке в Санта-Монике. После Мехико здесь настоящий рай. Намечается у меня небольшое предприятие, не без связи с киноиндустрией. Думаю и надеюсь, что дело может оказаться весьма доходным. Скоро напишу еще.
И он действительно написал, причем, вне всякого сомнения, куда скорее, нежели намеревался. Со следующей же почтой я получил еще одну открытку, датированную днем позже:
Случилось самое страшное. Сегодня ночью уезжаю в Коста-Рику. Все подробности — оттуда.
На сей раз пришло короткое письмо:
Если Мехико было Чистилищем,то здесь настоящий Ад.
Моя калифорнийская идиллия была грубо прервана появлением ШМИДТА!!! Изобретательность у этого создания поистине сверхчеловеческая.Он не только проследил меня дотуда, но умудрился разобраться в истинной природе того маленького начинания, которое я уже понадеялся было довести до успешного конца. Я оказался целиком в его власти. Пришлось отдать ему большую часть моих заработанных тяжким трудом сбережений и незамедлительно уехать.
Вы только представьте, у него хватило наглости предложить мне нанятьего на работу, как прежде!!!
Не знаю пока, удалось ли мне сбить его со следа. Едва смеюна это надеяться.
По крайней мере сомневаться Артуру долго не пришлось. Вслед за письмом вскоре пришла открытка:
Приехало ЧУДОВИЩЕ!!! Попробую Перу.
Время от времени до меня доходили слабые отзвуки дальнейших перипетий этого странного путешествия. В Лиме Артуру не повезло. Шмидт объявился через неделю. Оттуда гонка с преследованием переместилась в Чили.
Попытка истребитьгадину успехом, к сожалению, не увенчалась, — написал он из Вальпараисо. — Я только вызвал в нем прилив яда.