Я ощупал его грудь. На нем тоже был бронежилет. Единственным уязвимым местом были ноги. Интересно, если бы он знал, что на его противнике жилет, пощадил бы он мою голову или нет? А если бы я выстрелил ему по ногам? Вряд ли он прекратил бы палить в меня.

В зал просочилась узкая полоска света. Когда я повернул голову, передо мной стоял Ромарио. Свет шел от уличного фонаря за окном кухни. Ромарио обхватил себя незабинтованной рукой, словно его знобило. Сжав губы, он уставился на труп.

Я перевел дух.

— М-да, — сказал я, — быстренько мы управились.

Он стоял, уставившись в пол.

— Если эта долбаная «армия», или что там за ней стоит, действительно существует, — сказал он, указывая на труп, — то мои дни во Франкфурте сочтены.

— Мхм, — хмыкнул я, зажигая сигарету. Так мы постояли некоторое время в полутьме, прислушиваясь к звукам с улицы. Где-то вдали громыхал трамвай.

— У тебя есть большие мусорные мешки? — спросил я.

— В кухне.

— О’кей. — Я затушил сигарету. — Мы со Слибульским вынесем трупы, а ты приведешь тут все в порядок, повесишь табличку «Я в отпуске» и пойдешь домой. А завтра с первым же поездом или самолетом отвалишь куда-нибудь подальше.

— Отвалю? Но куда?

— Откуда мне знать? На Майорку. Потом позвонишь мне и скажешь номер, по которому я могу связаться с тобой. Через две-три недели я выясню, кто руководит бандой и вышли ли они на твой след.

— Назови хоть одну причину, почему бы им не выйти на мой след.

— Ты не единственный, кого они трясли, значит, им потребуется какое-то время, чтобы проверить всех подозреваемых. — Это время исчислялось самое большее двумя-тремя днями, а потом они нашли бы Ромарио и выбили из него все, что хотели знать, включая наши имена — Слибульского и мое.

Я смутно различал силуэт удалявшегося Ромарио, махнувшего мне своей здоровой рукой. Я прочел его мысли: обратись он к кому-нибудь другому, кто работал за деньги, то в случае успешного урегулирования отношений с рэкетирами наемный посредник потребовал бы дополнительную плату, но зато обошлось бы без трупов. С моей же стороны это была дружеская услуга. А с дружескими услугами дело обстоит иначе: их дешевизна вполне оправдывает недостатки квалификации.

Конечно, я все продумал, добыл бронежилеты, уговорил Слибульского участвовать в операции, обдумал план действий. Плохо, что некие неписаные правила налагали на меня моральное обязательство помочь Ромарио, и черт меня дернул встретиться с ним четыре дня назад. Тогда я еще мог отбрехаться, сослаться на грипп или найти другую отговорку. Иными словами, видя сейчас два трупа в кровавой луже, я понял, что всегда недолюбливал Ромарио, можно сказать вообще его не терпел. Он заставлял людей париться в духоте только потому, что его угораздило родиться в другом географическом поясе, готовил он из ряда вон плохо, а изредка приглашая меня на кружку пива, думал, что оказывает мне большую услугу. Но все уже случилось, как случилось. Надо было думать раньше. Мой анализ запоздал, по крайней мере, минут на десять. Теперь я был с ним повязан. Даже если ему удастся сесть на дно, найдется немало людей в городе, которые заметят его исчезновение, и рано или поздно всплывет, что в последнее время меня довольно часто видели в его обществе. Если мафия затаилась, это не значит, что она ничего не слышит и не видит. Если бандиты в состоянии вычислить хотя бы дважды два, им не составит никакого труда вычислить и меня. За своих людей они умеют постоять, а тем, кто их уложил, уж точно не поздоровится.

В целом, надо признать, мы потерпели полное фиаско. К тому же меня терзали угрызения совести. И не только потому, что я подставил Ромарио, одним ударом лишив его работы и квартиры, не говоря уже о том, что пять дней назад ему отрубили палец.

— Эй, Ромарио…

— Что?! — раздалось у меня за спиной, и в тот же миг вспыхнули неоновые огни.

Зал осветился холодным светом. Распластанные трупы, уже переставшие кровоточить, разбрызганные на полу и стенах сгустки крови… Слибульский, держа на коленях винтовку, как ребенка, сидел на столе, болтая ногами и тупо уставившись перед собой. Я повернулся к кухонной двери.

— Откуда мне было знать, что они сразу начнут стрелять?

В этот момент в проеме двери показалась голова Ромарио.

— А надо бы знать! Это твоя работа!

О Господи, только не хватало начать сейчас препираться между собой. Вообще-то Ромарио после всей этой заварухи мог бы поинтересоваться нашим самочувствием: ведь мы чудом остались в живых. И что делать с трупами, и как быть дальше вообще?

Я зашел за стойку, достал бутылку шнапса и сделал длинный глоток, потом опустился перед убитыми и обыскал их костюмы. Серебряная бензиновая зажигалка, флакончик с жидкостью для освежения полости рта, две телефонные карты, полпачки «Данхилла», пилочка для ногтей, пятьсот семьдесят марок, кое-какая мелочь, три презерватива, ключи от машины и две пары солнцезащитных очков. Ни паспорта, ни водительских прав — ничего, что помогло бы установить личности убитых. Собрав в кучу все, что я обнаружил на трупах, и, собираясь осмотреть лейблы на одежде, я увидел за ремнем одного из убитых мобильный телефон — маленький и плоский, как открытка. Открыв створку, я рассмотрел крошечную картинку, изображавшую телефонную трубку, и светящиеся голубым светом сенсорные клавиши номеров. Покумекал, какую кнопку нажимать, если зазвонит телефон, и, переключив на прием, сунул мобильник в нагрудный карман.

Ромарио принес кучу серых мусорных пакетов и рулончик скотча. Мы со Слибульским упаковали трупы в мешки молча, стараясь не поддаваться эмоциям. В помещении ресторана, как всегда, на полную катушку полыхали батареи, и пластиковые мешки постоянно скользили в потных руках.

Когда мы закончили, я вышел на улицу найти подходящую к ключу машину. Это был черный новенький БМВ с франкфуртскими номерами. Сел на водительское место, ощупал сиденье, осмотрел бардачок, заглянул за зеркало. Кроме пустых жестяных банок из-под тонизирующих напитков, леденцов со вкусом смородины, бумажных носовых платков и большой банки пудры, в машине ничего не было. Запомнив номер машины, я открыл багажник, потом вернулся в «Саудаде».