— Нет, я думаю дойти до Грэймерси Парк, повидать Элизабет.

Меня пронзил прилив ревности, хотя давно для этого не было никаких реальных причин, и я снова вспоминала категорические слова Пола, сказанные через некоторое время после смерти Викки: «С этим покончено. Обещаю вам, что никогда больше не буду спать с Элизабет».

Я знала, что он, как обычно, сдержал обещание. Это подтверждало и изменившееся отношение Элизабет ко мне, и наши установившиеся тогда же дружеские отношения, которые никогда больше ничем не омрачались.

— Всего на часок, или около того, — глядя на меня, сказал Пол. — И потом сразу вернусь домой.

— Один час — не так уж много, если учесть, что мы не виделись с марта, — ответила я, взяв себя в руки. В конце концов я могу позволить себе быть великодушной. — Если захотите, останьтесь подольше. И благодарю вас, дорогой мой, за все...

Он горячо поцеловал меня и ушел вместе с Питерсоном, а я одна поехала домой в «роллс-ройсе».

Пол вернулся в шесть часов, попросил подать ему простой омлет и сказал, что действительно должен отправиться в офис. Я выпила вместе с ним чашку кофе в столовой, где он съел свой омлет и рассказал о встрече с Элизабет. В семь часов он вызвал машину.

— Не ждите меня к ужину, хорошо? — проговорил он уже в холле. — Я, может быть, вернусь очень поздно. Мне нужно прочесть уйму бумаг, чтобы войти в курс всего, что происходило без меня.

Я ответила, что понимаю его. После его ухода я надела на палец кольцо с бриллиантом, как бы напоминая себе о том, как много времени он потратил в этот день на меня, а потом, решив рассматривать свой одинокий вечер как идеальный шанс заняться корреспонденцией, ушла в свой будуар писать письмо в Огайо племяннице Пола Милдред.

Милдред мне нравилась. Она была единственным ребенком единственной сестры Пола, Шарлотты, умершей от плеврита вскоре после нашей свадьбы. Я плохо знала Шарлотту. Она была на десять лет старше Пола, и на двадцать семь старше меня, и, хотя благоволила ко мне, как и мать Пола, я никогда не мечтала о том, чтобы мы стали близкими друзьями. Другое дело Милдред. Ее мать вышла замуж совсем юной, и Милдред была всего на девять лет моложе Пола, воспринимавшего ее скорее как сестру, нежели как племянницу. Она была крупной, красивой, остроумной женщиной, наделенной большим чувством мелодрамы, даром, который она применила в полной мере, встретив в поезде какого-то фермера из Огайо. Она страстно влюбилась в него и решила выйти за него замуж. Я не имею никакого понятия, чем занималась ее компаньонка, когда все это происходило, но совершенно очевидно, что никакая компаньонка, и никто другой были бы не в силах заставить ее свернуть с избранного пути. В конце концов семья уступила железной воле Милдред после того, как усиленная разведка выяснила, что ее фермер не только трудолюбив и религиозен по стандартам Восточного побережья, но и достаточно состоятелен. Милдред вышла замуж за своего фермера, принесла ему дочь и сына и, насколько было известно, жила счастливо. Естественно, в гости к ней никогда никто не ездил, но раз в год Милдред совершала паломничество на восток и проводила месяц у родителей. Муж ее не сопровождал, и, хотя семья никогда не забывала заботливо справляться о его здоровье, все были довольны тем, что у него хватало здравого смысла оставаться дома. Было общепризнано, что Милдред вступила в деклассированный брак.

Когда фермер умер вскоре после седьмой годовщины их свадьбы, Милдред погрузилась в глубочайший траур, объявив, что до конца жизни останется вдовой, но потом, с поспешностью, шокировавшей даже тех, кто ее хорошо знал, снова вышла замуж. К счастью, ее второй муж, Уэйд Блэкетт, оказался для семьи вполне приемлем. Младший сын в известной семье из Сент-Луи к моменту встречи с Милдред он был уже блестящим хирургом в Цинциннати. После свадьбы они переехали в Веллетрию, один из самых престижных пригородов Цинциннати, и когда Уэйд официально усыновил обоих детей Милдред, ее история, казалось, вполне соответствовала счастливому концу романтических сочинений, множество из которых она прочитала. На этот раз семейный вердикт сводился к тому, что после неудачного начала Милдред распорядилась собою лучше, чем кто-либо мог ожидать.

Дети были малы, но ужасно застенчивы. Сама же Милдред была весьма говорлива, и, вне всякого сомнения, в ее доме трудно было произнести хоть слово поперек. У Эмили здоровье было крепкое, и как все женщины Ван Зэйлов, она была наделена педагогическим даром, Корнелиус же был хрупким ребенком, страдал астмой и не проявлял большого интереса к урокам. Мне всегда было его жаль. Он был таким милым мальчиком с золотистыми кудрями и огромными серьезными серыми глазами — во всяком случае, до нашей с Полом свадьбы в 1912 году. Теперь Корнелиусу было четырнадцать лет, но ни я, ни Пол не виделись с ним после нашего возвращения из Европы в 1919 году. Ездить в Цинциннати из Нью-Йорка было неудобно, к тому же Пол был всегда очень занят. Мы приглашали Блэкеттов в Нью-Йорк, но Уэйд был слишком связан графиком операций, и каждый раз, когда ему удавалось выкроить время, он ездил к своей вдовствующей матери в Сент-Луи.

Когда стало ясно, что Пол не вернется из Европы раньше конца ноября, Милдред пригласила меня в Цинциннати на День благодарения, и теперь я наконец-то получила возможность с удовольствием сообщить ей, что он вернулся в Нью-Йорк и что мне приходится отказаться от ее приглашения. Следуя инструкции Пола, я пригласила ее в Нью-Йорк, и хотя ожидала ответа по почте, Милдред, как обычно, предпочла спектакль междугородного телефонного разговора. Телефонная связь теперь намного улучшилась — меня даже с Филадельфией соединили как-то за шесть секунд — но в противоположность Милдред я находила этот электронный способ общения слишком холодным, и предпочитала водить пером по бумаге.

Оказалось, что у Блэкеттов не было никакой возможности отлучиться из Цинциннати.

— Какая-то ужасная операция, дорогая, накануне Дня благодарения, такая бессмысленная, и варварская... — Милдред, с ее чисто бэконхиллским акцентом, всегда изъяснялась словно фразами из дневников королевы Виктории. — Сильвия, чтобы снова встретиться с вами на этой земле, нужна целая вечность!

— Да разве это трудно, Милдред? Может быть, на Новый Год? Пол очень хочет поговорить с Корнелиусом.

Милдред выдержала паузу.