де Лиль-Адан Огюст Вилье
Шрифт:
Потом, жестом отпуская престарелого гонца, королева добавила, взглянув на черный пепел послания:
— Расскажите герцогу Портландскому обо всем, что вы здесь видели и слышали.
После этих загадочных слов ее величество встала и направилась в свои апартаменты. Но тут она заметила, что чтица ее замерла на месте и как бы уснула, прислонясь щекой к белой ручке, лежащей на пурпурной скатерти столика. Королева, снова удивившись, тихо прошептала:
— Вы идете за мной, Элен?
Девушка не шелохнулась, все бросились к ней.
Она ничуть не побледнела от волнения — может ли побледнеть лилия? — но она была без чувств.
Год спустя после того, как королева произнесла эти слова, в ненастную осеннюю ночь с судов, проходивших в нескольких милях от Портландского мыса, заметили, что замок освещен.
Да, уже не первый раз отсутствующий лорд устраивал у себя в разное время года ночные празднества.
Об этом ходило много толков, ибо их мрачная вычурность граничила с фантастикой, причем сам герцог в них не участвовал.
Празднества устраивались не в покоях замка — туда уже никто не входил; да и сам лорд Ричард, уединившись в башне, казалось, забыл о них.
По возвращении из странствований он приказал облицевать стены и своды обширных подземелий замка огромными венецианскими зеркалами. Пол был выложен мраморными плитами и великолепной мозаикой. Анфиладу величественных зал разделяли только высокие драпировки, кое-где перехваченные шнурами; под сверкающими позолоченными люстрами, залитыми светом, среди тропических растений, прекрасных статуй и благоухающих фонтанов, ниспадавших в порфировые водоемы, была расставлена восточная мебель, расшитая драгоценными арабесками.
Здесь, по любезному приглашению владельца, неизменно «весьма сожалевшего о том, что сам не может присутствовать, собиралось блестящее многолюдное общество, весь цвет юных английских аристократов, очаровательные артистки и пленительные беззаботные представительницы gentry [14] .
От имени лорда Ричарда приглашенных встречал на этих празднествах кто-нибудь из его былых друзей. И тут начиналась по-королевски пышная ночная оргия.
14
Нетитулованного мелкого дворянства (англ.).
Только кресло молодого лорда, стоявшее на почетном месте, оставалось пустым, а герцогский герб, возвышавшийся над спинкой, бывал неизменно затянут длинным траурным крепом.
Гости, повеселевшие от вина и непринужденности, невольно отворачивались от него, обращая взор на что-нибудь более приятное.
Так в Портланде в полночь, в роскошных залах, полных дурманящим благоуханием экзотических растений, своды подземелий приглушали взрыв смеха, звук поцелуев, звон бокалов, хмельные песни и музыку.
По если бы кому-нибудь из гостей вздумалось встать из-за пиршественного стола и выйти наружу, чтобы подышать морским воздухом в темноте на берегу под отчаянными порывами ветра, дующего в моря, он, пожалуй, увидел бы зрелище, которое испортило бы ему настроение, во всяком случае на остаток ночи.
Действительно, в этот час па извилистой тропинке, спускающейся к океану, нередко появлялся человек в плаще, с лицом, закрытым черной маской, которая была прикреплена к круглому капюшону, облегавшему всю голову; он направлялся к берегу; в руках его, обтянутых длинными перчатками, светился огонек сигары. Словно в какой-то старомодной фантасмагории, перед ним шествовали двое седовласых слуг; двое других шли немного позади, держа в руках коптящие красные факелы.
Впереди всех шел мальчик в траурной ливрее; паж поминутно звонил в колокольчик, издали предупреждая, чтобы люди сторонились гуляющего. Эта маленькая группа производила впечатление не менее жуткое, чем преступник, которого ведут на казнь.
Перед человеком в маске отворялась калитка, ведущая на берег; сопровождающие оставляли его, и он подходил к волнам. Здесь, погрузившись, как видно, в безнадежные размышления, он замирал, уподобившись каменным призракам в бойницах замка, и стоял под порывами ветра, под дождем, при вспышках молнии, лицом к лицу с ревущим Океаном. Проведя так около часа, зловещий незнакомец той же тропинкой направлялся обратно к башне, и опять его сопровождал звон колокольчика и сопутствовали ему факелы. И не раз, пошатываясь, он цеплялся за острые выступы скал.
Утром, накануне этого осеннего празднества, юная чтица королевы (со дня получения первого послания всегда одетая в глубокий траур) молилась в часовне ее величества; в это время ей подали письмо, написанное одним из секретарей герцога.
Оно содержало всего лишь два слова: «Сегодня вечером».
Вот почему около полуночи у Портланда причалила королевская яхта. Из яхты вышла молодая женщина в темной накидке, одна. Призрак этот, окинув взором темное побережье, бегом устремился к факелам, в ту сторону, откуда ветер доносил звон колокольчика.